— А еще что делал? Пить — это не занятие.
— Ну, спал.
— А во сколько лег спать?
— Не помню.
— Ну примерно.
— Ну не помню, начальник. Ну может, в десять. А, может, и в час. Не помню.
— А что делал перед сном?
— Пил.
— А где пил?
— Не помню.
— Эх, Кабан, Кабан, даже жалко тебя. Никакого раскаяния. Ты зачем человека убил? А?
— Я? Человека?
— Да, ты, человека.
— Как убил?
— Из пистолета, Кабанов. Два отверстия в человеке оставил. Одно входящее, другое — выходящее.
— Да не может быть, Выхухолев, да ты что! Не убивал я!
— Ты еще скажи, что магазин ты не вскрывал.
— Какой магазин?
— Ну как какой? У вас там в Малиново один магазин. От «Райпотребкооперации».
Кабан примолк: он пытался вспомнить ночную вылазку в магазин, но не помнил ее. Но — что его пугало — не мог он припомнить и другого ночного воспоминания, ухватившись за которое, он мог бы убедить самого себя, что в магазине не был. Более того, похолодев, он осознал, что идея грабануть магазин «Райпотребкооперации» не однажды приходила к нему в голову, когда собранных в лесу грибов, выловленных в речке карасей, выкопанной у соседа картошки никто не покупал, а выпить хотелось. Тем более, что решетка в магазине была сделана бестолково, как он заприметил.
— Выхухолев, ты скажи мне: как этот магаз вскрыли?
— Ну, а как его можно вскрыть? Разбили окно, в окно руку просунули, дверь открыли — и всей науки.
— И что, там на окне не осталось никаких доказательств? Ну, в смысле, что это не я?
— Нет, Кабан, все как раз говорит, что это сделал ты. А алиби у тебя нет.
— Как нет, есть! — уцепился подозреваемый за обнадеживающее слово.
— Какое у тебя алиби? Где ты был ночью?
— Дома, спал.
— Это не алиби, Кабан. Видел тебя кто-нибудь спящим?
— Не, ну ты чудишь, Выхухолев. Кто меня мог видеть спящим? Баба от меня, ты же знаешь, ушла.
— Ну вот, стало быть, ты убил.
— Кого убил? Катьку-продавщицу?
— Нет. Хмыря какого-то, я сам его не знаю.
— А что за хмырь?
Выхухолев достал худенькую серую папку с надписью «Дело №» и вытряхнул из нее несколько снимков. Отобрал самый жуткий, с мертвым лицом, снятым крупным планом, и протянул Кабанову. Зрелище разверстого рта парализовало страдающего похмельем человека.
— Знаешь его? — уточнил Выхухолев.
— Не знаю. Мерзкий какой-то, когда мертвый. Не знаю, когда живой, а мертвый мерзкий. А что за он? С чего мне его убивать? Не, Выхухолев, это дурость какая-то. Образовался у тебя висяк, так решил ты на меня его определить. Только я не возьму, не убивал, не, ни хуя, я вообще никого в своей жизни не убивал, только кур и кабана, но они не в счет.
