Не отвлекаясь красотами вида, Мозель принялся небрежно объяснять им Францию. Над ней явно сгущались тучи, и, как человек, имеющий личное касательство к делам Франции, Мозель считал себя обязанным дать разъяснения.
— Что мы раньше делали во Франции по праву, — говорил он, и в голосе его не слышалось обиды или сожаления, — того теперь приходится добиваться как одолжения. Перемена неизбежная, хоть и тормозящая дело.
В спортивно-гибкой фигуре Ги Мозеля, в безупречной рубашке, безупречном лице, в безупречных французских манерах был смысл и толк, в скандальном же поведении Франции — не было.
Мак-Грегор молча сидел, глядел на звезды, слушал, как провансальские собаки лают внизу в лощине, отодвинувшей от дома сутолоку автострады. Словно издали дошел сквозь лай голос Мозеля: Мозель спрашивал, по какому делу ездил Мак-Грегор в Швейцарию и зачем ходил справляться в банк.
— Почему вы не обратились прямо ко мне?
— Я ведь не знал еще тогда, что вы можете помочь. Не был даже знаком с вами.
— Напрасно Кэти вам не подсказала.
— Нельзя же было мне ворваться и брякнуть: «Здравствуйте, Ги. Знакомьтесь — мой муж. Помогите ему». Слишком уж бесцеремонно.
— Напрасно, — повторил Мозель, но так, что это прозвучало не упреком, а похвалой Кэти. — Так в чем заключается дело?
Мак-Грегор рассказал ему о пропаже курдских денег, о странном молчании и враждебности, с которыми столкнулись курды в своих попытках розыска.
— Они решили, что нужен человек вроде меня, с европейской фамилией и внешностью, чтобы докопаться до правды.
— Прелестно! — сказал Мозель. — И это все?
— Это все, — помедлив, ответил Мак-Грегор. — Меня просто просили разыскать деньги.
— А знаете ли вы, какая о вас здесь прошла слава? — произнес Мозель, улыбаясь своей холодновато-дружеской улыбкой.
— Слава? — встрепенулся обеспокоенно Мак-Грегор.
— Еще бы. Одна уже таинственность ваших связей с курдами, ваша молчаливая причастность! Но помимо того, говорят, что вы спустились с гор с целью, отнюдь не сводящейся к возврату денег.
— Я приехал разыскать деньги. Вот и все.
— Недостаточно романтично, — со смехом сказал Мозель.
— Не до романтики тут, — сказала Кэти.
— Вы не понимаете. Рецепт успеха в таком деле — сгущать тайну, а не прояснять.
— Нет, Ги, — твердо сказала Кэти. — Не надо романтического вздора.
— Но, Кэти, романтический вздор здесь уже налицо, и я советую воспользоваться им.
— О каком романтическом вздоре вы говорите? — спросил Мак-Грегор.
— О мучительном любопытстве, вами возбуждаемом.
