— Я сообщил, что уезжаю, и мы поговорили о политике. Но я не лгал Джамалю, — поспешил он прибавить.
— Но сказал же ты ему что-нибудь?
— Очень мало. Об остальном он догадался.
Еще одно такси свернуло перед самым носом у машины, и Кэти зло сказала:
— И догадался, что ты убил двух турок? — И тут же, шумно вздохнув, произнесла: — О, черт! Не то сказала. Извини.
Мак-Грегор промолчал.
Кэти нажала на клаксон.
— Не сжимай ты зубы, не отмалчивайся, — сказала она. — Ну, сорвалась у меня с языка глупость. Что он тебе все же сказал?
— Ничего особенного. Но он знает про тех турок. К нему пришел запрос из армейской или политической разведки. Я даже предложил уволиться, но он не стал и слушать.
— Дельное предложение, нечего сказать.
Кэти вела машину умело, сосредоточенно. Но у очередного светофора она нетерпеливо хлопнула ладонями по баранке руля, сказала:
— Что же. Придется мне, видимо, смириться с этим. — И, воздев руки к небу: — Но бог ты мой! Курды — в Европе!
— В Европе не курды, — поправил он как мог шутливей, — а их деньги.
— А за деньгами последует насилие, — сказала она мрачно. — Ну и как же ты собираешься искать эти деньги?
— Не знаю.
— Хочешь, я возьмусь за это?
— Нет, не хочу.
Кэти подала машину вперед шага на три.
— Ты все станешь делать не так, — сказала она. — Ты пойдешь открытый, невинный и чистый — как ягненок под нож. Если ты способен мыслить здраво, то дашь мне использовать все рычаги и связи, какими располагаем мы: моя родня…
— Нет, — перебил он.
— …мои друзья, — продолжала она, — все их влияние. Со своей скромностью ты мало чего добьешься.
— Я хочу сам и по-своему.
— Что ж, — сказала она. — Изволь. Все что угодно, только бы вырвать тебя отсюда.
Он не проронил больше ни слова, не желая, чтобы Кэти своей английской бессознательно-презрительной иронией сбила его с принятых решений. Ему хотелось напоследок еще раз раствориться в атмосфере старых тегеранских улочек. Это ведь были лучшие минуты дня. Каждый раз, когда он ехал вот так с работы, ему казалось, что голые вершины Эльбурса скользят к нему в вечерней пыльной дымке, замыкая собой день, обволакивая мозг мглой тускло освещенного города. Порой мелькала болезненная мысль, что там, в лиловых горах, ему и суждено, наверно, умереть. Но всерьез он этому не верил.
Большой «мерседес», следуя примеру такси, свернул прямо перед их машиной, и Кэти простонала:
— О господи! И все, и все петляют. Как я рада буду распроститься с этим идиотским восточным анархическим сумбуром.
