в 683 году с бойней, омрачившей хадж в 1987 году. Цепь трагедий. Диссиденты сплачивались в группы в тени Каабы, под ее стенами зрели заговоры, возникали и распадались королевства, но единственным правителем оставался и остается Бог.
Разногласия на политической и религиозной почве, век за веком наслаивающиеся на историю ислама, вытекают из внутренних недостатков уммы: отсутствия единого толкования священных текстов и отсутствия нормативной власти, способной вывести общие правовые знаменатели. Именно влияние догматических интерпретаций питает, воспламеняет и оживляет ислам. В этом смысле захват Мекки в декабре 1925 года эмиром Неджда Абдель-Азизом ибн Саудом означает для нее начало новой эры, эпоху радикальных изменений.[16] В действительности святой город должен был сверять свои часы с часами имама Абд аль-Ваххаба, пылкого богослова-реформатора XVIII века.[17] Многие памятники религиозной архитектуры были стерты с лица земли, объявленным «языческими» некоторым исламским обрядам был положен конец, курение табака и музыка запрещены. На ислам и Мекку надели маску ваххабизма. Теоретически открытая для всех верующих, стучащих в ее врата во имя Аллаха и Его пророка (не считая «сбившихся с пути» и бахаитов,[18] Мекка тем не менее просыпалась, молилась, занималась торговлей, принимала пищу, читала, прогуливалась и ложилась спать на ваххабитский манер. При этом она терпела у себя представителей исламских религиозных меньшинств — шиитов, друзов[19] и прочих «виновных» при условии, что они откажутся от своих «еретических» практик. Ваххабизм получил вид на жительство в матери городов.
Этот город, где развязываются кровные узы и соединяются души, стал символом предтечи современного арабского национализма, первый манифест которого, опубликованный в начале XX века сирийским арабом Абд ар-Рахманом аль-Кавакиби (1849?—1902),[20] был назван прозвищем Мекки «Умм аль-кура» — «Мать городов». Тогда же появилась целая программа. Во время знаменитого восстания арабов против турок-османов Томас Эдвард Лоуренс Аравийский (1888–1935)[21] нарисовал для предполагаемого государства марки с изображением Мекки, его столицы. Но ни светский национализм сирийца, ни мечты Британии о халифате не имели продолжения. Уставшая от осады тех, кто просил у нее защиты и любви, Мекка душой и телом отдалась последнему из них, Абдель-Азизу ибн Сауду, возродившему династию Саудидов.
Да, мать городов — их родовой бастион, но равным образом и конгресс уммы, ежегодная встреча на «саммите» Земли, саммите мистики и политики.
