Ну вот, они смеются. Падре обвел глазами лица гвардейцев и кардиналов. Нет, не смеются. Осел стоял как вкопанный.
– Будьте осторожны, Ваше Святейшество! – сказал священник. – Здесь полным-полно диких кабанов.
Пий Второй подал знак носильщикам. Паланкин опустили на землю. Падре спешился и подошел к Папе Римскому, кадило – в руке.
Лоренцо с улыбкой взглянул на ношу священника.
– Это вам для чего, святой отец? Чтобы изгонять злых духов из осла или отбиваться от диких кабанов?
Вот тут-то они засмеялись.
«Животики надорвешь, коли папский советник шутить изволит», – вздохнул падре.
Лоренцо был не в гвардейской форме – в камзоле с продольными пурпурными полосами, как и следует барону. Юлий Цезарь, подумал священник, носил тогу, целиком окрашенную пурпуром, а сенаторам полагалось только несколько полосок.
– Итак, будущий епископ Корсиньяно поспешил в долину, чтобы предупредить нас о свирепости здешних диких животных? – спросил Пий Второй.
– Ваше Святейшество! Я был не в силах ждать. Я должен был выехать вам навстречу!
У священника пересохло во рту. Он коленопреклоненно рухнул на прибрежный песок, чтобы вознести хвалу преемнику князя апостолов. Порыв ветра задрал сутану и накинул ее на голову, как капюшон.
– Всех ли злых духов отогнал ты с дороги на Спедалетто, дабы мы могли спокойно продолжать свой путь?
– Они на водопое, чуть ниже по реке, – ответствовал падре, отбиваясь от непослушного подола сутаны.
– Духи? – Пий Второй присоединился к общему хохоту.
– Кабаны, Ваше Святейшество. Злых духов я изгнал. Один Господь Бог знает, где они теперь.
Веселье не смолкало, все больше смущая приходского священника. Уместно ли Пале Римскому так потешаться? Прилюдный смех противоречит трем главным добродетелям: кротости, умеренности и смирению. Не говоря уже о великодушии по отношению к несчастному падре, который изо всех сил старается сделать как лучше.
Папа подал знак. Носильщики подняли паланкин, и процессия продолжила свой путь. Смеются. Все смеются. Мочи нет слышать этот гогот.
Поднявшись с колен, священник поспешил к ослу, неспешно трусившему по дороге. Поймал – и оглянулся на удаляющийся кортеж.
Его подташнивало. Пий Второй сказал – «епископ». От этого слова кружилась голова. «Будущий епископ Корсиньяно…» Спазм волнения перехватил горло, тошнота поднималась все выше и выше. Священника вырвало. Не впрок пошли проклятые дрозды: перья, потроха, головы – отбросы от будущей папской трапезы. Повар бросил их наземь подле печи, а ты приобщился. Вот и мучайся теперь. Надо бы последовать за кортежем, но как?
