— Со дэс, — с угрюмой покорностью сказал японец. — Эйго мо дэкимас[4].
— Сорэ ва... бэнри да[5]. Ребята, вы его обыскали?
— Так точно, товарищ капитан. Вот, пистолет я у него отобрал, нож, сухари, бутылка с чем-то, фонарик. Больше ничего нет.
— Прелестно. Теперь нужно выбираться. Дорога известна?
Новиков и Костенко переглянулись.
— Выберемся как-нибудь, — неуверенно сказал Новиков.
— Внизу никак не пройти?
— Никак, товарищ капитан. Вода кругом. Я последним поднимался, так мне чуть не по шею было. И откуда ей взяться, скажи на милость...
Олешко указал на диверсанта.
— Он знает. Это... его рук дело. Погодите, я с ним поговорю.
Исполнились его «романтические бредни». Раненый, измученный, сидит он в самом сердце зловещего подземного лабиринта и допрашивает только что пойманного при его участии диверсанта. Олешко внимательно разглядывал обтянутое заросшее лицо японца. Черный рот устало раскрыт, лоб испачкан запекшейся кровью, губы потрескались, а глаза... холодные, жесткие, безжалостные, они прячутся под набрякшими веками, словно боятся выдать страх и ненависть. Лицо врага.
— Кто вы?
— Я уже имел удовольствие сообщить вам, что я офицер и дворянин.
— Ваше имя?
— Это не имеет значения, с вашего разрешения.
— Говорить отказываетесь?
— С вами — да, почтительнейше прошу извинить. Я буду говорить с вашими почтенными начальниками.
Олешко подумал.
— Вы хорошо знаете эти тоннели?
— Да, смею сказать, хорошо.
— По-видимому, служили здесь раньше?
Японец не ответил. Олешко достал из кармана смятый листок, доставленный Соколовым полковнику и попросил Костенко посветить.
— Вам известен некий Сунагава? — медленно спросил он.
По-видимому, напряжение и усталость, вызванные всем, что произошло за последние трое суток, сказались даже на этом прожженном пройдохе и лицемере. Японец сильно вздрогнул и с изумлением заморгал глазами.
— Вы... знаете? — пролепетал он.
— Понятно, — процедил Олешко, ловя его убегающий взгляд. — Вы?
Он был изумлен не меньше диверсанта, но сумел скрыть это. Недаром у него за плечами было участие в подготовке к Хабаровскому процессу, когда через его руки прошло несколько десятков подлых убийц, ученых бандитов из шайки генерала медицинской службы императорской армии Исии Сиро. Он хорошо знал своего противника, а тот, по-видимому, мог рассчитывать только на свое нахальство.
— Значит, — повторил Олешко, — вы — Сунагава?
Японец ожесточенно замотал головой и с трудом проглотил слюну.
— Нет, нет, — хрипло выкрикнул он. — Вы говорите ложно. Я не Сунагава. Но я его знаю. Он руководил нашей группой и погиб. Я все расскажу о нем, что мне о нем известно, если вам нужно...
