Сигнал бедствия | страница 95
— Странно… — пробормотал преподаватель физики. — Почему это?
Нужно же было так случиться, чтобы именно в тот день он начал проходить со старшим классом электричество!
— Позвольте, я, — попросил Ганька.
Он мигом поднялся на стремянку, посветил сам себе свечкой, поданной снизу, подкрутил, подвертел, загнул еще пару завитков и высокомерно скомандовал:
— Нажмите там…
И звонок зазвонил.
— Вот как у нас! — хвастливо сказал он, быстро и ловко слезая со стремянки.
И преподаватель физики сконфузился.
На этот раз Наташа не ругала Ганьку, но, когда он подошел к ней на другой перемене, она отвернулась и сухо сказала:
— Не хочу с тобой говорить!
Однажды ранней весной Ганька, побывав в заброшенном саду возле завода, принес вербные прутики с пушистыми почками. Он поставил их в бутылку в комнате Марии Федоровны. В ней жила и Наташа. Мария Федоровна поблагодарила Ганьку, а Наташа, насупившись, спросила:
— Где ты раздобыл?
Спустя несколько дней почки стали еще пушистее. Наступали теплые дни. Иногда в часы затишья Мария Федоровна выводила свой класс в сад возле Адмиралтейства. Для всего класса хватало двух садовых скамеек, а на третьей Ганька раскладывал картины к урокам истории и подавал ту, которая нужна была Марии Федоровне.
— Что, собственно, здесь у вас? — весело спросил моряк, проходивший мимо.
— У нас здесь школа, товарищ капитан третьего ранга! — быстро ответил Ганька, встав перед командиром и щелкнув каблуками.
— Школа? — Моряк был очень удивлен и с уважением посмотрел на Ганьку — точно разбирается мальчишка в знаках различия.
— Простите, у нас урок истории, — мягко сказала Мария Федоровна.
— Я помешал? Извините, пожалуйста.
Но, уходя, моряк обернулся и посмотрел, словно хотел навсегда запомнить, какая же она — блокадная школа.
В перемену ребята бегали по дорожкам, вовсю вдыхали в себя тепло, весну, едва различимый запах соков, которые бурлят в проснувшихся деревьях и вот-вот вытолкнут навстречу солнцу крохотные липкие листочки.
— Какие у тебя глубокие царапины, Ганька. Отчего это? — вдруг спросила Наташа.
— Было раз на заводе… — неопределенно ответил Ганька. — Я и забыл об этом.
В этот день было положено начало дружбе. А день выдался особенно тревожный. Вскоре пришлось уйти из сада. Начался сильный обстрел кварталов, прилегающих к Адмиралтейству. Школьники, жившие поблизости от площади, переждав артиллерийский налет, разбрелись по домам. А Ганьку Мария Федоровна оставила в школе. Он, накрывшись старым ватником, прикорнул в кресле. Проснулся он поздним вечером. В комнате и во всей школе было тихо, только вдали разрывались снаряды. Но не они разбудили Ганьку. Наташа плакала, почти беззвучно, мучительно.
