жизнедеятельность, и политика стала высшей религией, как и наоборот.
Разумная жизнь, выводимая как идеал немецкой концепции человека как члена человечества, предусматривает векторное направление движения - от единичного к общему: индивид обязан всё, чем располагает, принести на алтарь идеи, растворить в роде, отдать другим. Но эта идеальная перспектива и символизирует отсутствие творца культуры, ибо в концептуальной сфере культуры она деформирует динамический механизм культурного творчества по формуле "обогащая не обогащаясь", обладая возможностью и другого, более страшного, способа деформации формулы культуры - модификации "обогащаясь не обогащая", что в немецкой концепции человека выставляется как "неразумная жизнь" и на фоне которой маячит зловещая фигура Единственного - дитя Макса Штирнера.
Ажиотажем, каким европейская мыслящая элита отметила появление трактата Макса Штирнера "Единственный и его собственность" (1844 год), она (элита) расписалась в своём невежестве: в незнании учения Иоганна Готлиба Фихте, ибо из глубин фихтевского творческого духа явился демон Штирнера, хотя последний, по всей видимости, сам этого не знал. Во весь голос Штирнер заявил: "Но я не я рядом с другими я, а я единое: я - единственный. Поэтому и мои потребности, и мои деяния единственные, - короче, всё во мне единственно. И только как это единственное я присваиваю я себе всё, и только как такое я утверждаю и развиваю себя. Не как человек развиваю я себя и не человека развиваю я: я развиваю себя. Таков смысл Единственного". Данное извещение Штирнера, эпатировавшее просвещённое общество, находит поддержку, а скорее, идеологическую предпосылку в сентенции Фихте: "я хочу сам быть последним основанием, последней причиной, что меня определяет". Это последнее, однако, вовсе не акциденция широкоформатного пассажа Фихте и менее всего неосознанный всплеск неординарного ума, а элемент творения, который был использован аргументом для вполне определённого умозаключения, - Штирнер же был одухотворён этим аргументом как аксиомой и, переведя в формальном плане антецедент в консеквент, разрушил всю конструкцию человека как члена человечества, а потому Единственный Штирнера не модификация Единого Фихте, а его доподлинный антипод. Если Фихте призывает принести личность в жертву роду и утверждает "...то существует лишь одна добродетель - забывать себя, как личность, и лишь один порок - думать о себе"(1993, т.2, с.с. 94, 392), то ответ Штирнера не менее категоричен: "Для меня нет ничего выше Меня" и ещё более впечатляет демарш против фихтевской идеологии: "Я - собственник человечества, я - человечество и не забочусь о благе другого человечества. Ты - глупец, если Ты, будучи единственным человечеством, хочешь жить для чего-то другого, а не для себя" (1994, с.с. 348-349, 9, 232).
