отправил его (Хуршаха. —
В.А.) на служение каану (великому хаиу монголов Менгу. —
В А.). О смерти его рассказы различны. Подлинно то, что когда до каана дошло известие, что едет Хуршах, он… послал гонцов, чтобы его по дороге убили (согласно этой версии, получается, что последний имам измаилитов даже не доехал до великоханской ставки!
— В.А.). Так проходит слава мира…
Следующей целью монголо-татарских завоевателей была столица аббасидских халифов — сказочно богатый город Багдад (название которого означает в переводе с персидского языка «Богом данный» или «Дар Бога»). К описываемому времени халифы багдадские практически утратили всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским (а фактически суннитским) миром, выполняя (сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее — при египетских султанах) роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тённо) при воинственных сегунах, носителях реальной власти.
Тем не менее халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от монголо-татар он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был по приказу ильхана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии, плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими лошадьми; по третьей — привязан к хвостам четырех диких коней и разорван ими на части; по четвертой — брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по пятой (приведенной в уже цитировавшейся нами выше книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, между прочим, много лет служившего великому хану монголов Хубилаю в далеком Китае, центре Великого Монгольского государства, и объездившего все татаро-монгольские владения) — заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ — и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»!
В 1261 году мамслюкский султан Египта Бейбарс (куман, то есть кипчак, или, по-нашему, половец, по происхождению) пригласил единственного уцелевшего после разорения Багдада монголами Аббасида, дядю (по другой версии — брата) убитого монголо-татарами халифа Мустасима, к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в египетской столице Каире аббасидских халифов как гарантию легитимности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (так турки называли Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере формально) не только светским, но и духовным владыкой почти всех мусульман мира (придерживающихся суннитского толка ислама). Его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, да уцелевшие измаилиты-низариты, считавшие (да и по сей день продолжающие считать) таковым Ага-хана, потомка последнего Горного старца и имама (о нем у нас еще пойдет речь далее).
