После того как послание «скрытого имама» было выслушано в благоговейном молчании, Гассан распорядился расстелить на площади скатерти-дастарханы, поставить на них еду и вино.
Это распоряжение, естественно, произвело эффект разорвавшейся бомбы (в описываемое время начиненные порохом разрывные снаряды уже давно и вовсю использовались на всем Востоке — от мусульманских земель до Китая — при обстреле городов и крепостей с помощью метательных машин, так что сказанное не является анахронизмом). В разгар рамадана, великого поста (когда есть дозволяется только ночью, начиная с того момента, когда станет так темно, что нельзя отличить черную нитку от белой) — днем! — всевозможные яства (как говорится, «казан, баран и дастархан»!) и хмельные напитки (и это — в Аламуте, чьи стены еще помнили казнь сына Гассана ибн Саббаха, осужденного родным отцом на лютую смерть за найденный в его келье кувшин вина — если не принимать в расчет версию о цветке ромашки, разумеется!). Такого горная твердыня Аламут не видела еще никогда. Огромные блюда жирного плова и отборного, «ханского», риса, жареные цыплята и разные маринады, пиалы с простоквашей и непременный спутник стола всякого уважающего себя мусульманина — свежий зеленый лук, посыпанный пряностями. Белые чуреки блестели от масла, а такой благоуханной, душистой чорбы — похлебки из молодого барашка — никому из бедных фидаинов, привычных к орденским сухим лепешкам и пресной каше из проса-джугары, еще и понюхать не доводилось, не то что попробовать! Поверх пышущего жаром риса были уложены аппетитные ломтики куриного мяса, а сверху блестели ягодки сушеного урюка. Жареные утки пламенели, как гранат, а начинка — финики, миндаль, изюм, фисташки и орехи, так и вываливались наружу. А шербет, а посыпанный сахарной пудрой рахат-лукум, а янтарно-желтые кристаллы тростникового и виноградного сахара, медовая пахлава, а тонкие, ароматные вина! Но и это было еще не все: из задних рядов собравшихся выступили музыканты и достали спрятанные до того инструменты (строжайше запрещенные еще Гассаном ибн Саббахом). Зазвучала веселая музыка. Гассан-младший торжественно объявил всех членов и подданных своего ордена свободными от строгих законов шариата, от поста и… от обязательных молитв!
Еще через несколько дней Гассан открылся своим верным низаритам, признавшись им, что он-таки и есть имам («скрытый» еще до недавнего времени, а теперь, в своей неизреченной милости, взявший да и «раскрывшийся»).
