— Что, дрожишь?
Девушка, оторвавшись от книги, поспешно встала. В ее лице без труда угадывались отцовские черты. На вид ей было лет восемнадцать, и старик не без основания усмехался про себя, называя ее заведующей. Библиотеку она приняла прошлым летом, сразу после окончания школы. У бывшей заведующей, немолодой многодетной женщины, хватало своих забот, и библиотека если один день работала, то два-три других была на замке.
— Обещали завтра выписать. Может быть, привезут.
— Может быть, может быть… — пробурчал старик. Сложив дрова у печки, он вышел за углем.
— Ну зачем вы, папа?.. Как-нибудь перебились бы день-другой.
— Вот-вот, в молодости все как-нибудь, а потом каются, да поздно.
Старик присел на корточки, из кармана поддевки достал коробок спичек, открыл печную дверцу.
— Постойте, папа, я сама.
— Давно бы так. Могла бы и принести все сама.
Старик с трудом поднялся и, не взглянув на дочь, пошел к выходу. Девушка виновато посмотрела ему вслед. Ей представилось, как он с тяжелой ношей тащится по накатанной заснеженной дороге, и ей стало жалко его.
Выйдя на улицу, старик направился было домой, но, сделав с полсотни шагов, вернулся. Вспомнил: жена наказывала купить чаю.
Знай он, что ждет его в магазине, лучше б не заходил, будь он неладен, этот чай!.. Собственно, ничего особенного не произошло, и все равно лучше б не заходил. А впрочем, магазин тут ни при чем: не здесь, так в другом месте — этого теперь везде нужно ждать…
Он поздоровался, подойдя к прилавку, и продавец, русоволосый парень с приятным открытым лицом, вежливо ответил, предупредительно поинтересовался, что ему нужно. Старик уже и расплатился, и увязал в пестрый платок тугие пачки чаю, и даже попрощался, когда парень вдруг спросил:
— Как там Мурод-ака? Жив-здоров, пишет?
Вопрос был обычным — отчего бы не справиться мимоходом об односельчанине, живущем в городе, и все же старик испытующе посмотрел в глаза парню: нет ли здесь какого подвоха. Но тот стоял, приложив в знак уважения руку к груди, и лицо его было все таким же открытым.
— Пишет, пишет, все в порядке, — торопливо проговорил старик и тут же вышел, чтобы избежать дальнейших расспросов. Он солгал, хотя был уверен, что весь кишлак, и этот парень тоже, хорошо знает: охладел Мурод к отцу, не балует его своим вниманием.
Вот уже три года — с той поры, как окончил институт и стал работать в городе, — он не прислал и письмеца. Дважды приезжал сам, но что для отца эти редкие наезды, когда он не находит себе места, если не повидает сына хотя бы раз в два-три месяца.
