Но от легкого движения вперед, в мою сторону, конец пуховой шали соскользнул с плеча директрисы и попал на раскаленную спираль камина. Край шали вспыхнул мгновенно. Я отшвырнула ранец, в два прыжка одолела расстояние, разделявшее нас, сорвала горящую шаль и затоптала.
Что тут сталось с нашей строгой начальницей! Бледная, со слезами на глазах, она прижала меня к своей груди:
— Мое дитя! Мое дорогое дитя! Вы спасли мне жизнь! Вы совершили героический поступок! Нет, нет, не говорите ничего! Вы провинились, вас прислали за наказанием. Но такой подвиг искупает любую вину. Я вас прощаю. Идите обратно в класс.
Все это было экзальтированным преувеличением, — шаль она могла свободно затоптать сама. Растерялась, что ли? Но меня это спасло. Я возвратилась в класс.
— Как! — возмутилась Симон. — Вы осмелились ослушаться и не пойти туда, куда я вас отправила?
— Я была у мадам директрисы, она простила меня и велела идти на урок.
— Странно, — поджала губы Симон. — Садитесь.
Кажется, она засомневалась в здравом уме самой мадам директрисы.
Не желая испытывать судьбу, я дала зарок налечь на учебу.
Мама никогда не бранила меня за плохие отметки.
— Нет, нет и нет, — говорила она вечно спорившей с нею по этому поводу сестре, — ты не должна так говорить, Ляля. Наташа вовсе не лодырь. Она не может. Ты посчитай, сколько раз ее гоняли из одного класса в другой.
— Глупости! — возражала тетя Ляля. — Была бы усердна твоя Наташа, давно бы освоилась. Это ты забиваешь ей голову всяким вздором.
Согласно покивав на справедливый упрек тетки, мама шла ко мне.
— Натусь, девочка, уж ты постарайся, дружок, а то меня Ляля совсем запилила из-за твоей учебы.
Я клялась, я божилась:
— Мамочка, у меня все будет в полном, ну, в самом полном порядке! Я вызубрю эти треклятые формулы, я перестану читать на уроках…
Вечером, принарядившись, мы вместе с мамой шли на… репетиции.
В 1928 году мама открыла русский театр на улице де Тревиз.
Таксисты. — Нечаянная радость. — Театр. — Становлюсь артисткой. — «Леди Макбет»
К двадцать седьмому году мама и Саша уже не работали на Ситроэне. Мама перешла на мыльную фабрику, а Саша стал таксистом. Получилось это случайно, по настоянию дяди Кости.
— Полковник! Милорд! — сказал он однажды. — Не подумать ли вам о новой работе?
— Какой? — оторвался от газеты Саша.
Он читал всегда только русское «Возрождение», это была ЕГО газета.
— На мой взгляд, полковник…
— Слушай, хватит уже.
— Я говорю, не пора ли тебе, как всякому порядочному русскому офицеру, стать шофером такси?
