— Да мне что? Как ты приговоришь, так тому и быть…
Глаза Алексея Ивановича были влажными, когда он закрыл дверь опочивальни. Лиза умирала — он видел это ясно. И не потому, что лекарь вчера сказал ему: «Ей осталось жить не более двух недель». Важней было другое, говорившее о близком конце: ее лицо, выражение глаз, жуткая тишина в комнате, настойчиво возвращающаяся после каждого произнесенного слова…
Начинался сентябрь, но погода была жаркая, точно в разгаре лета. Знойный воздух переливался прозрачными струйками. Медленно шагали, покачивая устало головами и взметая дорожную пыль, круторогие быки. Поскрипывали колеса тяжелых возов.
Суслики, выскакивая из своих норок, становились на задние лапки, с любопытством вытягивали мордочки, поводили сторожко ушами и свистели, поглядывая на возы с провиантом, что длинной лентой растянулись по кубанской степи. Высоко в небе парил коршун, наблюдая за движением обоза.
Конвоировал обоз казачий полк войскового старшины Хорошилова. Сопровождал обоз и секунд-майор Позднеев с двумя взводами Бутырского гренадерского полка.
Впереди и по бокам обоза, на расстоянии нескольких верст, были выдвинуты конные дозоры. В одном из них были Павел Денисов, его неразлучный друг Сергей Костин и еще пять казаков.
Они спешились и взобрались на высокий курган недалеко от берега Еи. В голубоватой дымке увидели, что на эту сторону реки начали переправляться большие силы ногаев — тысяч десять, не меньше. «Ох, как много! Беда грозит!..»
Сбежав с кургана, они вскочили на коней и помчались к обозу.
Смутились станичники — почти сплошь молодые, еще не бывавшие в боях, — когда узнали о приближении сил противника, раз в двадцать превышавших своей численностью обозный конвой. Растерялся и сам Хорошилов, впервые командовавший полком.
— Что будем делать? — спросил он взволнованно Позднеева. — Я так смекаю: бросить к чертовой бабушке обоз, отступить спешно к Ейскому укреплению. Там заручимся помощью полковника Бухвостова с его гусарским полком и конной артиллерией. А тогда нагоним нехристей и отобьем обоз.
— Не дело говорите, Иван Кондратьевич, — холодно возразил Позднеев. — Как так обоз оставить? А вдруг не отобьем? Да и непригоже нам поворачивать спину к врагу и удирать во все лопатки. Разве к лицу это российскому воинству?
И, видя, что лицо Хорошилова залил румянец и он готов вспылить, Позднеев добавил уже примирительным тоном:
— Притом и поздно уже, ногаи вот-вот налетят… И то поймите: ежели я своих гренадеров на кони к казакам посажу, кони не вынесут, ногаи быстро догонят.
