Грохотов не мог оторвать глаз от синих гор, курившихся молочно-розовыми туманами. После долгой разлуки они казались ему похорошевшими, как лицо любимой, озаренное радостью встречи.
И на лошади, и на лыжах обегал он тайгу по всем направлениям, знал сокровенные ее уголки.
Охотник сидел на зверином переходе. Сколько круторогих архаров[5] взял он здесь в прежние годы! Здесь он подстерегал маралов с золотисто-ореховыми глазами, с ногами, сплетенными из жильных струн, с драгоценной венценосной короной над маленькой, точно из яшмы высеченной головой!
А соболей — жемчужин горной тайги! Сколько переловил он их на этой россыпи! Сколько подслушал он скрытых для неохотника звуков. Увидел такое, что никому не увидеть больше. Видел и бешеный полет над лиственницами соболя, впившегося мертвой хваткой в горячее горло глухаря; сцепившихся в смертном бою двух козлов с онемевшими шеями и подгибающимися от усталости ногами, — рознял он их только перерезав глотки обоим.
«Развилы» — заповедные звериные переходы — не один раз виделись Грохотову во сне под далеким чужим) небом.
И вот он снова, как и прежде, сидит, прижавшись к прохладной мшистой скале. Разгоряченное подъемом тело нежится, отдыхает.
Кругом неколебимая тишина. Мир накрыт легкими розовыми крыльями зари.
Подожженные падающим солнцем, сверкающие на горизонте ледники слепят глаза.
Ближние сиреневые цепи гор подергиваются дымкой удивительной нежности и мягкости. И, кажется, уже не горы это, а призрачные облака, возникшие из голубого дыхания бесконечно любимой, родной земли: дунет ветерок и тронутся они, качаясь, как сказочные корабли на воздушном океане.
Зеленые травы стали темнеть. Надвигалась прохлада, а с нею еще острее и ощутимей потекли медовые хмельные запахи.
Алексей восторженно обводил горизонт. Закрывал и снова открывал глаза, словно не веря, что вся эта красота и в небе и на земле опять его, что не сон это, пригрезившийся ему в огне, в грохоте войны, а подлинный, богатейший и прекрасный Алтай, по которому так изболелась вольная его душа охотника.
Алексей засмеялся беззвучно, как проснувшийся в люльке ребенок. Только в «Развилах», у этой гранитной, в коричневых прожилах скалы, давно-давно известной ему, Алексей Грохотов по-настоящему ощутил, что война окончилась, что он, долго ходивший рядом со смертью, сам видевший смерть вокруг себя, получил неоценимый подарок — вторую жизнь. И что уж теперь-то научился по-новому ценить каждую минуту ее…
