— Я молодец? — спросила Катье, явно довольная собой. Она с энтузиазмом жевала прядь волос. — Я вам помогаю? Я знаю, как нужно разговаривать с полицией. Когда я в Амстердаме с бунтовщиками, полиция спрашивает меня много вопросов, я знаю все о полиции и совсем не боюсь.
Она одарила их лучезарной улыбкой, вспыхнувшей еще ярче и не желавшей угасать, когда девушка обратилась к Бердену:
— А теперь я думаю, что я делаю вам кофе и рассказываю, как мы кидаем дымовые бомбы в Амстердаме, пока этот старый полицейский начальник говорит с бедным мистером Найтингейлом.
Берден совсем растерялся и промямлил, что уже пил кофе, но к нему на помощь пришел Вексфорд.
— Как-нибудь в другой раз, спасибо, — мягко отказался он. Вексфорд не возражал, чтобы его называли полицейским начальником, но прилагательное его уязвило. — Мы еще с вами поговорим, мисс Доорн.
— Да, я тоже так думаю.
Катье хихикнула. Она спокойно воспринимала тот факт, что большинство мужчин, один раз увидев ее, хотят встретиться снова. Она свернулась калачиком в кресле и смотрела на полицейских озорными глазами.
— Теперь Найтингейл, — сказал Вексфорд, когда они спускались по лестнице. — Мы с ним уже перекинулись парой слов, но это было до того, как я узнал о его утренних омовениях. Придется ему выйти из своего кабинета, Майк. Я уже отправил Мартина за ордером на обыск дома.
Такую внешность, как у Квентина Найтингейла, женщины называют благородной. Серебристые волосы без единой черной пряди и маленькие серебристые усики придавали ему вид посла или высокопоставленного военного. Из-за преждевременной седины он не выглядел моложе своих пятидесяти, хотя его высокая фигура была такой же стройной, как у Шона Ловелла, линия подбородка твердой, а кожа гладкой, без морщин.
Считается, что у хорошенькой женщины должен быть красивый муж — или богатый. В противном случае брак выглядит неравным и все думают, что женщина продешевила. Элизабет Найтингейл была настоящей красавицей, а ее вдовец не просто богат, но и достаточно хорош собой, под стать жене. Однако этим утром его измученное, осунувшееся лицо казалось почти уродливым.
Потребовались долгие уговоры и в конце концов категоричная настойчивость, прежде чем он согласился впустить полицейских к себе в кабинет; но когда они вошли, гнев Вексфорда сменился жалостью и состраданием. Квентин Найтингейл плакал.
— Прошу прощения, сэр. Я обязан вас допросить — как и всех остальных.
— Понимаю. — Голос хозяина был тихим, напряженным и хриплым. — Это ребячество — запираться здесь. Что вы хотите знать?
