Он грустно посмотрел на Витьку, протянул ему бумагу и тоскливо произнёс:
— Это всё, что в моих силах. Удачи тебе.
Витька взял эту «филькину грамоту» и уныло поплёлся по коридору.
— Чего загрустил, Витёк? — окликнула его старшая сестра.
Витька коротко рассказал и протянул бумагу.
— Тут даже печати нет, такое любой написать может.
— Жди, — приказала сестра и исчезла. Вернулась она минут через сорок. Ниже подписи невропатолога было начертано красной ручкой: «Мнение лечащего врача разделяю полностью, к ходатайству присоединяюсь. Зав. Отделением неврологии, доктор медицинских наук…» Ниже стояло: «Присоединяюсь и поддерживаю. Главный врач больницы…» и всё это великолепие венчала яркая и чёткая больничная печать.
— Мы своих в беде не оставляем! — гордо сказала старшая медсестра и поплыла по коридору.
Витька стремглав кинулся в институт. Рабочий день подходил к концу и, не зная к кому обратиться, он ткнулся в дверь деканата, где секретарша уже подмалёвывала губки, собираясь уходить.
— Тебе чего? — недовольно бросила она.
— Кто решает вопрос об отправке на картошку?
— Ещё один отказник, — презрительно фыркнула секретарша и, оглядев Витьку с ног до головы, добавила: — тебе не светит.
— Кто? — упрямо спросил Витька.
— Проректор по учёбе, — секретарша снова фыркнула.
— Где это?
— На втором, в конце. — И она двинулась к двери, доставая ключи.
В приёмной проректора толпился десяток озабоченных людей.
— Всё, всё, Геннадий Антонович больше никого не примет, приходи завтра, — секретарша явно вымещала на студенте своё бессилие перед этими солидными людьми.
— Мне надо, — упрямо произнёс Витька и замер в углу.
Люди заходили в кабинет, минут через десять выходили, вынося то удовлетворённые, то разгневанные лица, а Витька всё стоял, забившись в угол. Наконец вышел последний посетитель и, опережая секретаршу, Витька впрыгнул в кабинет и замер у порога. Проректор, уже в плаще, надевал перед зеркалом шляпу.
— Завтра, завтра, — хмуро процедил он.
— Мне нужно сегодня, сегодня! Понимаете?
Не отрываясь от зеркала, проректор закричал:
— Ему, видите ли, нужно, и все выходи строиться! Совсем распустились. Ишь, каков наглец выискался! — И направился к двери. В дверях, набычившись и мелко дрожа, стоял маленький взъерошенный мальчишка, одинокая крупная слеза выкатилась из его глаза и упала на ковёр. Проректор бросил шляпу на стол и тяжело упал в кресло.
— Ну, что там у тебя, — грозно спросил он.
— Мне нельзя уезжать из Москвы! — Спазм, сдавивший горло, мешал говорить, и слова вылетали из Витьки толчками.
