— Сколько раз я тебе говорил, — зарычал отец, — чтобы ты не брал в рот эту отраву!
— Это не отрава, — сказал Вильям. — Это конфеты, мне дала их тетя Сьюзен за то, что я помог ей, сходил на почту и…
— Замолчи! У тебя еще осталась эта гадость?
— Это не гадость, — возразил Вильям. — Они хорошие. Возьми одну и попробуй. Тетя Сьюзен дала мне всего горстку и…
— Замолчи! Где они?
Медленно, нехотя Вильям протянул ему бумажный пакет. Отец схватил его и забросил далеко в кусты. Минут десять потом Вильям прочесывал кустарник и остаток дня сосал конфеты, вывалянные в земле.
Он послонялся по саду, потом забрался на стену, отделявшую их сад от соседского.
— Привет! — сказал он девочке, которая смотрела на него снизу.
Эта девочка с кудряшками напомнила Вильяму простую деревенскую девушку. Было в натуре Вильяма нечто артистическое. Он мгновенно ощутил себя простым деревенским парнем.
— Здравствуй, Джоан, — сказал он низким хрипловатым голосом. — Ты скучала обо мне, пока я отсутствовал?
— Я и не знала, что ты отсутствовал, — ответила Джоан. — А почему ты так смешно говоришь?
— Я не смешно говорю, — так же хрипло сказал Вильям. — Я не могу по-другому.
— А, ты простудился! Мама утром так и сказала, когда увидела, что ты плещешься в кадке с дождевой водой. Она сказала: «Скоро мы услышим, что Вильям простудился и его уложили в постель».
— Это не простуда, — сказал Вильям с загадочным видом. — Это мои чувства.
— Что ты ешь?
— Конфеты. Хочешь?
Он достал из кармана пакет и отдал ей.
— На. Возьми две-три, — сказал он с беспредельным великодушием.
— Но они… грязные.
— Бери. Это всего лишь земля. Она быстро обсосется. Очень вкусные.
Он щедро насыпал ей целую пригоршню.
— Послушай, — сказал он, возвращаясь к образу простого деревенского парня. — Так ты говоришь, что скучала обо мне? Бьюсь об заклад, ты не вспоминала обо мне так часто, как я о тебе. Бьюсь об заклад, не вспоминала. — Голос его становился все более и более сиплым, пока не сошел на нет.
— Вильям, у тебя, наверное, ужасно болит горло?
Ее голубые глаза были полны тревоги и сочувствия.
Вильям приложил ладонь к горлу и нахмурился.
— Чуть-чуть, — беспечно сказал он.
— О, Вильям! — она, как взрослая, заломила руки в отчаянии. — Оно у тебя все время болит?
Ее тревога была ему приятна.
— Я стараюсь не жаловаться, — сказал он мужественно.
Вскочив, она смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
— О, Вильям! У тебя… у тебя чахотка? У моей тети чахотка, и она все время кашляет…
