— Стой! — крикнула Алиса, выскакивая вперед и хватая великана за руку.
Остальные корриганы уставились на Алису негодующе, однако промолчали.
— Почему ты остановила меня, прекрасная дама? — удивился Хунгар. Он поднял руку вместе с висевшей на ней Алисой, и поднес девушку прямо к глазам.
Алиса перебралась к нему на плечо.
— Если ты не хочешь остаться с корриганами навечно, не ешь и не пей с нами, — сказала она.
— А если я хочу? — возразил великан.
— Тогда ешь и пей вволю, и никогда не будешь жить с людьми! — сказала Алиса. — Что ты выбираешь?
— Ну, — протянул великан и как будто задумался. — А что я забыл среди людей? Все они только одного от меня и хотели: чтобы я был для них воином и всех пугал своим видом. А я этого не люблю.
— Что же ты любишь?
— Есть и пить, спать и слушать истории, — сказал Хунгар.
Тогда Алиса спрыгнула с его плеча на стол, налила ему в кубок вина и протянула:
— Тогда — пей, Хунгар, и ты проживешь долго-долго, не видя солнечного света и не зная ни бед, ни забот!
И Хунгар выпил, и с той поры никто из людей, живущих на поверхности земли, не встречал этого великана.
* * *
Когда Гварвин вернулся домой, Мари была ему как будто не очень и рада. Ее беременность не просто стала очень заметной — она сделалась довлеющей, и произошло это как раз за время отсутствия Гварвина. Что ж, он был не против, ведь ожидалось такое знаменательное событие, как рождение наследника всего владения Керморван.
Поэтому Гварвин ограничился тем, что поцеловал жену в лоб и отправился ночевать со своими людьми в общую комнату, где и провел весьма безмятежную ночь, ибо ничто так не укрепляет здоровье, как небольшая война, особенно такая, которая оканчивается победой.
Как большинство мужчин, Гварвин был довольно простодушен и даже не подозревал о том, что Мари, в противоположность ему, не спала, а скрежетала зубами и хрустела костяшками пальцев. Множество самых разных чувств обуревало ее, и ни одно из этих чувств нельзя назвать добрым. Ей было, к примеру, весьма досадно, что Гварвин так охотно согласился уйти из супружеской спальни — оказалось достаточным попросить лишь раз. Ее выводил из себя цветущий вид мужа, в то время как сама она обзавелась желтоватым цветом лица и опухшими веками. Даже запах, исходивший от Гварвин, — дух костра, конского пота, горячего солнца, — и тот донельзя сердил Мари.
Поэтому наутро она отказалась даже разговаривать с мужем и заперлась у себя. Он счел ее настроение одним из проявлений беременности: умудренные опытом солдаты просветили его на сей счет и объяснили, что женщина иной раз дурит.
