Девушки жаждали романтических встреч, сцен в голливудском духе, залогов любви, которые потом можно было бы предъявить подругам и родителям. Им нужны были обещания и клятвы, чтобы хвастаться перед подружками, они ждали от меня подвигов, чтобы гордиться мной. В общем, сплошные штампы, надерганные из кино, рассказов подружек и популярных песен. Я появлялся в их жизни, как зритель, занимающий в театре откидное сиденье. При этом я всегда испытывал к ним нежные чувства. Но что такое нежность по сравнению с истинной любовной страстью! А ее-то как раз я не мог им дать и не стремился получить.
Когда они все же решались проверить меня, прощупать на предмет дальнейших отношений, когда требовали от меня слов любви и напрямую спрашивали, чего же я от них хочу, я отвечал прямо и честно, и тогда они, как правило, обижались.
Искренность несовместима с романтизмом. Она разоблачает его легковесность и напыщенность, его тягу к наигранным чувствам и красивым словам.
Порой расставания сопровождались потоками слез, и я удивлялся, как можно раздуть трагедию на пустом месте: ведь так мало чувств было вложено во все эти истории. Конечно, мне было жаль, что бедняжки так страдают, но я знал, что они меня очень скоро забудут. И когда спустя несколько недель или месяцев я узнавал, что они утешились, что счастливы с другим возлюбленным и строят с ним планы на будущее, передо мной открывалась печальная истина: не меня они любили, но саму идею любви. Пережитая ими драма составляла часть общей комедии: первый нежный взгляд, первый поцелуй, первая лживая клятва… И когда я об этом думал, меня охватывал ужас: ведь я мог бы поддаться, плениться чарующей музыкой их чувств, забыть свои принципы, сложить оружие, позволить окрутить себя, обручиться, жениться и обречь себя на безнадежное и унылое существование. Пусть кто-нибудь другой играет эту роль.
Мое убеждение только крепло.
Меня ждет одна-единственная женщина.
Она предназначена мне судьбой.
Лишь с ней я смогу разделить свою жизнь, лишь она станет матерью моих детей и моей спутницей в старости.
Нужно только уметь ждать.
Я занялся филологией. Может, в этом проявилась тайная надежда неспешно продвинуться на пути к написанию романа? Не знаю. Иногда, если стесняешься каких-то воспоминаний, зарываешь их так глубоко, что и не достать. Закончив учебу, я устроился на работу корректором в журнал мод. И оказалось, что в этом чисто женском обществе моя личность расцвела и сумела плодотворно раскрыться. Девушкам-сотрудницам нравилась моя внешность, мой замкнутый характер интриговал их и задевал за живое, а страсть к литературе вызывала восхищение: как известно, в царстве слепых и кривой — король. Высокий рост и развитая мускулатура, унаследованные от отца, четкость и жесткость черт, проявившиеся от долгого пребывания в одиночестве, — все эти факторы создали мне репутацию крутого парня. А природная кротость и мягкость тем более импонировали молодым журналисткам. Их весьма привлекала компания доброжелательного и надежного человека, который ничего от них не требует. У меня с этими свободолюбивыми, целеустремленными и самоуверенными существами установился негласный договор, который вполне меня устраивал: ночь-другая вместе, время от времени походы в ресторан или в кино, приятное общение, дружеские шутки, увлекательные беседы, никакого буйства страсти и наигранных страданий.
