Многие писали мне, чтобы рассказать, какие чувства вызвала у них моя книга. Иногда это оказывались те самые чувства, что я сам испытывал, когда писал. Они обсуждали моих персонажей так, словно это были живые люди. У меня создавалось впечатление, что я получаю весточки от давно потерянных в круговерти жизни друзей. Мы вместе кружились в параллельном мире, где литература определяла жизнь. Я отвечал на все письма, благодарил, спорил. Издатель просил меня срочно начать новую книгу. Он считал, что я, как серфер, должен поймать волну популярности. Необходимо окончательно приручить читателей, ведь это народ неверный и забывчивый, втолковывал он мне. Меня совершенно не вдохновляла эта идея. Желание писать пропало, я не чувствовал в себе сил, чтобы вновь повторить свой мощный заплыв. Что я им скажу? Какую придумаю историю? Я чувствовал внутри пустоту: ни слов, ни чувств, все было выплеснуто в первый раз. Но умом я понимал, что издатель прав, его логика поневоле убеждала. Кроме всего прочего я с глубочайшей симпатией относился к этому человеку, ведь он доверился мне, учел мое нежелание появляться на публике. В конце концов я согласился. И на этот раз все получилось иначе. Мной двигало уже не желание высказаться, я лишь уступал просьбе. Создавалось впечатление, что тысячи читателей, которые прочли мой первый роман, ждали, склонившись над моим плечом и заглядывая в монитор. Я писал эту книгу почти год. Это была история молодого человека, разыскивающего отца, который таинственным образом исчез.
Писать было трудно. Слова были теперь какие-то не мои, словно мне их нашептывали незримые будущие читатели. Я тяжело и боязливо продвигался вперед, как первопроходец по неисследованной местности. История меня не слишком вдохновляла, персонажи получались надуманные и неубедительные. Но все равно я неустанно покрывал значками белые страницы на мониторе, меня поджимали сроки и поторапливали письма читателей. Вынужденный марш-бросок меня утомлял и расстраивал. Я решил было, что муки творчества — неотъемлемая часть моего нового статуса настоящего писателя, попытался отделаться от них, всеми силами устремившись к моменту, когда мои персонажи волшебным образом преобразятся и удивят меня самого. Однако они так и оставались чужими и несговорчивыми.
Закончив, я послал текст издателю. При встрече Тьерри Виллар сказал мне, что ему понравилось. Но в его взгляде я прочел совсем другое. Действительно ли он надеялся, что «Я сын своего отца» сможет сравниться по числу продаж с первым романом? Или решил пока напечатать заурядную поделку в ожидании романа, который станет настоящим бестселлером?
