Он вспомнил, что не раскурил трубку. При свете спички он искоса взглянул на Райннона, но тот уставился в непроглядную тьму долин.
— Да, — сказал Райннон, — мне нужна женщина. — Затем добавил: — Я с женой! Смешно!
— Не понимаю, почему, — сказал шериф.
— Такой, как я — с женщиной. Смешно.
— Ты никогда не обидишь женщину, — сказал шериф.
— Разве? — спросил Райннон. — Не знаю. У меня мозги вроде как затуманиваются. Я тебе говорил?
— У тебя здесь свободная жизнь, — сказал шериф. — Когда ты что-то захочешь, можешь спуститься в долину и взять. А потом исчезнуть через «дыру в стене». У тебя это хорошо получается.
— У меня это хорошо получается, — сказал Райннон.
— Я, пожалуй, лягу спать, — сказал шериф.
— А я еще посижу. Звезды еще не появились.
Шериф остановился у входа в пещеру.
— Виноваты не зимы, ветер и замерзшие скалы, — сказал он. — Виноват ты. Беда в самом тебе, Эннен.
— Да, правда, — ответил Райннон. — Беда во мне, это верно!
Шериф вошел в пещеру, улегся на постель из ароматных сосновых веток и заснул.
Следующие день или два они делали вид, что не разговаривали о жизни вообще и о будущем Райннона в частности. Но затем как-то к вечеру над долиной разразилась гроза и загнала их в пещеру. Они не могли развести костер: порывы ветра наполнили бы их жилище удушливым дымом. Поэтому они закутались в просторные оленьи шкуры — Райннон освоил индейский способ выделки этих шкур.
Они сидели в глубокой тьме и курили, пока им не надоело.
— Внизу наверняка зажгли лампы, — сказал шериф.
— Мне надо забыть, что делают внизу, — ответил Эннен.
— Нет, — сказал шериф, — ты не прав.
Он обдумывал это несколько дней. В его голосе звучала уверенность.
— Меня там будут ждать с распростертыми объятиями, — сухо предположил Райннон. Они будут рады меня видеть.
Он рассмеялся, а шериф, прислушиваясь к его голосу, про себя удивился. Голос юноши звучит с хрипотцой, и только в зрелом возрасте голосовые связки развиваются полностью, и человек начинает говорить со звучной уверенностью. Таким был голос Райннона — густой, мягкий, говорящий о среднем возрасте.
— Ты видел свои объявления «Разыскивается», которые развесили повсюду?
— На них я похож скорее на медведя, чем ан человека, — сказал Райннон.
— Их рисовал Филипсон, художник. Он видел тебя, когда ты грабил «Оверденд».
— Художник? — презрительно фыркнул Райннон. — Он на меня работал.
— Тебя и без того достаточно хорошо знают, — сказал шериф.
— Конечно, знают, — согласился Райннон. — И нет нужды развешивать мои фотографии.
