А тем временем дверь — слишком тяжелая, чтобы закрыться сама по себе, — внезапно захлопнулась за ним, громко щелкнув замком. Вздрогнув, Монтана едва не подпрыгнул от неожиданности. Где-то далеко звякнул колокольчик. Все, что он мог слышать, вернее, чувствовать, было отдаленное содрогание пола.
Это объяснило ему причину случившегося. Он, как дурак, дал заманить себя в самую обыкновенную ловушку, подстроенную тому, кто первым войдет в камеру Марии Меркадо. Взявшись за дверную ручку, он изо всех сил дернул ее.
Бесполезно. Дверь защелкнулась автоматически, а стальной замок был настолько мощным, что его вряд ли удалось бы сбить револьверными выстрелами.
К тому же стрелять уже было поздно — за дверью послышался нарастающий с каждой секундой рев. От топота бегущих вниз по лестнице ног и шла та отдаленная вибрация. Эхо мужских голосов походило на собачье рычание, которое, казалось, исходило со всех сторон. А откуда-то издалека доносились женские выкрики, напоминавшие мышиный писк.
Монтана уселся на треногий стул, стоявший в углу комнаты, и, свернув цигарку, закурил. Его лицо стало мокрым, но не оттого, что в камере было жарко. По тыльным сторонам вспотевших ладоней стекали тонкие струйки пота, он с удивлением смотрел на них. Стало тяжело дышать; диафрагма словно затвердела, каждый вздох вызывал в груди боль.
В дверь застучали.
— Кто здесь? Кто ты? — послышался голос.
Монтана внимательно огляделся. Стены камеры были сложены из крупных камней; выйти отсюда можно было только через дверь, но она была заперта; в потолке виднелся рыжий от ржавчины железный люк, но и он наверняка был заперт.
Однако Монтана решил удостовериться. Подставив стул, он дотянулся до люка и с силой надавил на него. Тот и не подумал поддаться; послышался лишь легкий скрип железа о железо.
— Ты слышишь меня? — снова закричали за дверью. — Мы поймали тебя, как крысу в капкан. Если мы откроем дверь, обещаешь выйти с заложенными за голову руками?
— А кто это говорит?
— Ага! Он все-таки здесь! — прокричало сразу несколько голосов.
— Это говорю я, — прорычал голос, — я, Бенито Халиска. А ты кто?
— Можешь звать меня как прежде — Эль-Кид.
В ответ раздался дикий вопль радости.
— Вы узнаете меня, сеньор? — спросил Халиска.
— Не имею такого удовольствия, — ответил Монтана. — Кто же вы, старина?
— Может, помните двух парней из сельской жандармерии — одного высокого, с лицом как у покойника, а другого низкого, с кривыми ногами?
