Возница вскочил на ноги и закричал:
— Я Мигель Онате! Я Мигель Онате! Два дня назад господин лично велел мне привезти эти ветки. Никто не смеет меня задерживать! Никто не смеет!
— Ну ты, тупое рыло! — ответили ему. — Кому какое дело — остановили тебя или вовсе прибили. Мы обязаны проверять каждую повозку.
— Это еще зачем? — закричал Онате.
— Мы ищем Эль-Кида!
Онате покатился со смеху:
— О Господи! Да если бы в телеге у меня сидел Эль-Кид, неужели мои мулы не летели бы скакунами?
К его смеху присоединился еще один голос:
— Это точно. Ведь мулы, так же как и безмозглые пеоны, обожают Эль-Кида за то, что он сочувствует всем беспомощным… Эй, ты, давай обыскивай телегу!
Сзади на повозку взобрался стражник и длинным, почти в два фута, мачете принялся тыкать в ветви. Лица Монтаны коснулась холодная сталь… К счастью, это оказалась всего лишь тупая сторона клинка.
— Давай, Онате, проезжай!
Телега загромыхала дальше. Вскоре послышалось множество голосов, и Монтана, выскользнув из-под ветвей, спрыгнул на землю.
Тут он увидел, что телега подъехала к наружному патио, где ее сразу же обступили одетые в белое пеоны. Они дружно ухватились за копну веток, и вскоре все было сложено на землю.
Оглянувшись на заставу, которую он только что благополучно миновал, Монтана решил, что выбраться отсюда будет значительно труднее, чем сюда попасть. Затем направился прямо к толпе пеонов.
Одному из охранников Лерраса было поручено приглядывать за доставкой хвойных ветвей.
— Все, последняя повозка, — сообщил он. — Давайте, ребята, забирайте это и тащите в дом! Прямо в наружное патио! А потом возвращайтесь побыстрей, да не мешайтесь под ногами. Для вас есть еще работенка.
Пеоны принялись разбирать хвойные ветви, и Монтана, смешавшись с остальными, вскинул на плечо целое молодое деревце.
— Для одного тяжеловато, — заметил кто-то из пеонов и тут же ухватился за раскачивающуюся тонкую макушку.
И они влились в поток согнувшихся под тяжестью ноши пеонов, направлявшихся в сторону освещенных ворот патио.
Попадая в залитый светом двор, пеоны получали от вспотевшего мажордома указания, куда нести те или иные ветви. Деревце затащили прямо в самую гущу снующих домашних слуг, расставлявших зелень по местам. Теперь просторное наружное патио превратилось в некое подобие огромной душистой беседки, в центре которой были расставлены длинные столы. В лунном сиянии и в отблеске света ламп белые скатерти отливали серебром.
Монтана опустил на землю свой конец дерева и, отступив назад, затесался в толпу пеонов. И тут неожиданно раздался сдавленный возглас:
