Но сделанного не воротишь, я остался, а толпа все сгущалась вокруг Джоша, так что и не разглядеть, что с ним происходит. Все кругом твердили, что нужно расступиться и дать умирающему побольше воздуха, но никто не следовал благим советам. Напротив, ближние толпились все теснее и требовали теперь от тех, кто стоял за спиной, отойти подальше, они же, в свою очередь, обращались с таким требованием к наступавшим на них. Так все и Шипели друг на друга, а давка вокруг все увеличивалась.
Так я получил первое, слабое представление о психологии толпы — управляет ею обыкновенный стадный инстинкт, не более. Мне следовало бы узнать об этом гораздо раньше!
Появился доктор, и его с трудом проволокли сквозь эту мясорубку.
Я вновь услышал хныканье бедняги Джоша:
— О, док, он пришел и убил меня! Пришел и убил!
— Все будет хорошо, мальчик мой, — успокаивал его доктор твердым, сильным голосом. — Я надеюсь, с тобой все будет хорошо!
Как обрадовало меня звучание этого голоса! Его сила и уверенность, правильный и отчетливый выговор — все выдавало человека образованного. Кто знает, думал я, может быть, в наш век чудес науки и техники врач сумеет вытащить Джоша из пропасти мрачной, нескончаемой ночи, в которую он — я четко это осознавал и даже чувствовал — проваливался все глубже.
Кто-то дернул меня за руку. Я оглянулся и увидел, что рядом опять стоит Бобби Мид.
— Убирайся отсюда! — шепнула она мне на ухо. — Убирайся отсюда, и поскорее!
— Я не могу уйти, пока не узнаю, чем все это кончится, — пробормотал я.
— Ты узнаешь это, когда веревка обовьется вокруг твоей шеи!
Лицо Бобби напряглось. Все вокруг кидали на нас злые, безжалостные взгляды. Я понял, что Роберта Мид — из тех, кто не теряет головы в критической ситуации, но не мог воспользоваться ее советом удрать. Ноги как будто прикипели к полу.
— Нечестно будет, если я уйду, — выдавил я из себя.
— А будет честно, если они тебя линчуют? — взорвалась Бобби. — Это, по-твоему, лучше?
«Линчуют»! Мне часто приходилось слышать это слово, но я никак не мог взять в толк, что имеет в виду Бобби. Ведь это был честный поединок, если, конечно, такая вещь, как честный поединок, вообще возможна. И тому наверняка есть много свидетелей. Те, кто заглядывал в дверь, должны были знать, что в меня выстрелили дважды, до того как я пустил в ход свой револьвер. Так при чем тут суд Линча?
Да, мне следовало бы побольше знать, как люди ведут себя в толпе, о том, как работают их мозги при необычно большом скоплении народа. Жаль, что я не выяснил этого намного раньше!
