С этими словами — в то время как повар и дальше вызванивал обеденный сигнал — старик направился к дому, а за ним, крадучись, и все остальные.
Остановившись у порога и осторожно заглянув в дверь, мы увидели вытянутый силуэт Лэнки, занятого свертыванием и укладыванием подаренных ему одеял.
Джефф Порсон легонько оттолкнул нас в сторону и заорал что есть мочи:
— Руки вверх, черт тебя подери!
Прокричав это, он и сам отскочил от двери, спеша укрыться.
В полумраке комнаты как будто черная молния промелькнула. Это был Лэнки. Как я говорил, он всегда казался невероятно медлительным и неуклюжим. Так оно и было… в обычных условиях. Теперь же, едва услыхав дикий вопль старика Порсона, Лэнки в мгновение ока превратился в ловкого и стремительного горного льва. Он прянул наискосок от двери и ничком приземлился на пол. Но до того, как Лэнки принял это положение и еще кувыркался в воздухе, выстрелил его револьвер. Пуля пролетела сквозь дверной проем и со свистом вспорола воздух в доле дюйма от моего уха. Честно говоря, я до сих пор вздрагиваю при одном только воспоминании об этом!
Мы все изумленно вытаращились друг на друга. Проклятое лязганье обеденного колокола прекратилось, как только грохнул выстрел, а затем я увидел, что старый Порсон покачивает головой с таким видом, словно бы он чем-то весьма доволен.
Минутой позже у него появились все основания расстаться с изрядной долей самодовольства, так как из дверей дома выскочила долговязая фигура Лэнки. Он догнал меня, сгреб обеими руками под локти, и я увидел прямо перед собой искаженное болью и страхом лицо.
— Пуля не зацепила тебя, сынок? — с тревогой в голосе спросил меня Лэнки.
— Она просвистела рядом — у самой щеки, обдав ее струей воздуха, — все еще дрожа, ответил я, — но никакого вреда не причинила.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Лэнки. Отпустив меня, он приложил руку ко лбу. — Минутку…
Лэнки обернулся и голосом, в котором явственно звучали металлические нотки, потребовал ответа:
— Кто кричал «руки вверх»?
Мы молчали. Ни единой улыбки вокруг — еще бы! Потом, немного помедлив, откликнулся-таки Джефф Порсон:
— Ну, земляк, это был я.
— Ты? Это ты крикнул? — переспросил Лэнки, не скрывая удивления.
Он подошел к Джеффу Порсону поближе и остановился перед ним — высокий, прямой, собранный. От былой неповоротливости не осталось и следа. Даже голос звучал, как никогда, твердо и жестко.
— Все это напомнило мне одну историю, — отчеканил Лэнки, — но историю слишком длинную, чтобы рассказывать ее сейчас. Она — о куче балбесов, и самым большим дураком из них оказался старший.
