Черный жеребец прижал уши и отшатнулся, но всадник не пошевелился.
— Я никогда не слышал о Маке Стрэнне.
— Ты никогда не слышал о Маке Стрэнне? — эхом отозвался Мэтьюз.
— Но я хотел бы с ним встретиться, — продолжал Барри.
Толстяк быстро заморгал, словно стремился получше разглядеть собеседника.
— Сынок, — прохрипел он. — Вижу, ты игрок. Но не играй в проигранную игру. Если Мак доберется до тебя, то разорвет на части. У тебя не будет даже шанса. Ты справился с Джерри, верно. Но Джерри и Мак — домашняя кошка и горный лев. Приятель, вижу, что ты здесь чужой, но спроси у меня, и я расскажу тебе, как поступить.
Барри соскользнул с седла:
— Я хочу знать, куда лучше поставить моего коня.
Мэтьюз потерял дар речи.
— Впрочем, полагаю, — продолжил Барри, — что могу разместить его вон там, за отелем.
Мэтьюз снял сомбреро и почесал в затылке. Гнев и изумление переполняли его душу, но он все-таки сумел сдержаться и продолжал атаку:
— Барри, я тебя не понимаю. Может, ты хочешь подождать, чтобы Мак появился в городе раньше, чем ты отсюда уедешь? Или ты думаешь, что твой жеребец обгонит кого угодно? Может, ему это и под силу. Но послушай меня: Мак не идет по следу быстро, но он никогда не теряет следа! Ты пройдешь под дождем через скалы, но никогда не сбросишь его с хвоста. Он не забудет твой запах!
— Спасибо, — отозвался Барри. — Полагаю, с ним все же стоит познакомиться.
Затем он повернулся и спокойно направился к конюшне позади отеля, за ним следовали черные конь и собака. Мэтьюз облизнул пересохшие губы, чтобы засвистеть, но не смог издать даже звука. Тогда Толстяк направился в салун, отсутствующе глядя перед собой и неясно мурлыча:
— Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… — В салуне Мэтьюз крепко взялся за стойку пухлыми руками и прохрипел: — О'Брайен, горлодер! — Толстяк отодвинул маленький стакан, поставленный перед ним барменом, и пододвинул ему кружку для воды. — О'Брайен, — пояснил он, — мне нужна сила, а не воодушевление.
И, наполнив кружку до краев, Мэтьюз осушил ее одним глотком.
Большинство животных имеют двойников среди людей. В комнате, где упал Джерри, прихотливый наблюдатель мог бы назвать Стрэнна с его рыже-коричневой гривой львом, О'Брайена за стойкой — лохматым медведем, а Мэтьюза — росомахой, жирной, но опасной. Здесь же стоял экземпляр уродливый и выносливый, как индейская лошадь. А еще там был Дэн Барри — гибкая и подвижная пантера. Среди прочих тот же наблюдатель, скорее всего, выделил бы еще одну личность, огромного роста, но не отличавшуюся полнотой. Строение костей и сухожилий обещало высокую скорость передвижения, длинная узкая голова, клювоподобный нос, маленькие глазки, близко посаженные и сверкавшие, словно медные пуговицы, внушительных размеров кадык перекатывался по длинному горлу. Такому персонажу больше приличествовала бы роль призрака голода в старинной пьесе, но каждый обитатель гор счел бы уместным назвать его стервятником. Из-за своего ужасающего безобразия человек получил прозвище Весельчак Лэнгли, так как при смехе издавал совершенно неописуемый звук — нечто среднее между криками мула и карканьем вороны. Но Весельчак обычно молчал, часами просиживая без единого слова, только пока его глаза рассматривали окружающие лица, поворачивал голову, словно что-то склевывая. Вся горечь горной пустыни поместилась в Весельчаке Лэнгли. Если его внешний вид напоминал стервятника, то в душе он все же оставался ястребом. Поэтому, повсюду сопровождая Джерри, Лэнгли кормился остатками со стола предводителя, а страсть к приключениям питал опасностями, встречавшимися на пути Стрэнна.
