— Пусть Коркоран пару раз выиграет. Тогда он, может быть, уймется. Ради Господа, возьми себя в руки!
В тот же самый момент он пожалел о своих словах: Крэкен побледнел еще больше. И то, что его страх был замечен, привело его в еще большую панику. То, что увидел Ренкин, не могло ускользнуть и от внимания Коркорана.
Нет, Коркоран ни на минуту не отводил глаз от его лица. Это не был ни все понимающий, ни оскорбительный взгляд. Всего-навсего хладнокровно-вопросительный, всепроникающий и неотступный, и бедняге Крэкену пришлось сжать зубы, чтобы его выдержать.
Игра закончилась, не успев начаться. Ренкин, застонав в душе, увидел, как Коркоран положил на стол пятьсот долларов в качестве первой ставки. То, что он выиграл, не имело никакого значения. Он тут же продолжил игру, поставив Уже полторы тысячи, в то время как толпа вокруг затаила дыхание, глядя на такую игру. Ренкин с кислой миной встал из-за стола и неверными шагами вышел из зала. Он почувствовал себя вдруг старым и больным. Ему хотелось, чтобы его пожалели, как ребенка. Но в глазах каждого из присутствовавших он прочел только хищное выражение. Они жаждали крови, его, Ренкина, крови. Они хотели, чтобы проиграло заведение.
Ренкин прошел в свой кабинет и рухнул в кресло; комната в его глазах вертелась и кружилась, как кружится все в глазах у пьяного. У него в кабинете, как всегда, находился Стивене — Стивене, доверенное лицо, его шпион, крыса, которая прогрызла путь к множеству важных секретов, желтомордый ухмыляющийся дьявол Стивене, который жил в прихлебателях у Ренкина, потому что утратил кураж игрока.
— Отправляйся и присмотри за Крэкеном, — едва выдохнул хозяин.
— А что случилось?
— Коркоран!
— И Крэкен струсил?
— Убирайся к черту! Отправляйся и наблюдай за игрой!
Стивене исчез. Через пять минут он вернулся назад.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Ренкин.
— Все кончено.
На лбу у Ренкина выступили крупные капли пота. Он отхлебнул из серебряной фляжки и дрожащей рукой снова поставил ее на стол.
— Что ты хочешь этим сказать? — с трудом выговорил он.
— Только то, что ставка пять тысяч, — сообщил Стивене, тактично глядя в землю, чтобы не видеть, в каком состоянии находится его патрон. — Но Крэкен спекся. Он весь побелел, стал прямо как бумага. Ни хрена в картах сегодня не видит. Зато Коркоран читает их, как хочет. Сущий дьявол!
Теодор Ренкин со стоном откинулся в кресле и остался так лежать; тело его напоминало своими очертаниями груду бесформенного дрожащего жира, а широкий рот с отвислыми губами так и оставался открытым.
