Огромный интерес представляют высказывания Николая Островского о дружбе между людьми. Вот строки из его письма М. А. Шолохову:
«Знаешь, Миша, давно ищу честного товарища, который покрыл бы прямо в лицо… Нередко друзья боятся «обидеть». А это нехорошо. Хвалить – это только портить человека. Даже крепкую натуру можно легко сбить с пути истинного, захваливая до бесчувствия. Настоящие друзья должны говорить правду, как бы она ни была остра, и писать больше о недостатках, чем о хорошем, – за хорошее народ ругать не будет».
Николай Алексеевич подчеркивал, что «дружба – это, прежде всего искренность, это критика ошибок товарища. Друзья должны первыми дать жесткую критику для того, чтобы товарищ мог исправить свои ошибки».
Яростно ненавидя и презирая эгоистов и трусов, людей, живущих на подножном корму, панически вопящих от любого удара жизни, Николай Островский отстаивал верность корчагинского пути для каждого, кто беззаветно предан нашей Советской Родине.
В этой связи обратимся к беседе Николая Алексеевича с корреспондентом «Комсомольской правды» в ноябре 1936 года. «Случается, – говорил он, – что я разговариваю с каким-нибудь слюнтяем, который ноет, что ему изменила жена и жить ему не для чего, у него ничего не осталось и т. д. И тогда я думаю, что если бы у меня было то, что есть у него: здоровье, руки и ноги, возможность двигаться… то что было бы? Я не мог бы просто пойти, я побежал бы на завод и прямо в кочегарку, чтобы скорее открыть топку, понюхать запах угля, швырнуть туда добрую порцию его… Я жил бы жадно, до безумия. Вырвавшись из девятилетней неподвижности, я был бы беспокойнейшим человеком: я бы не уходил с работы, пока не насытился ею. Таковы мои мысли, когда какой-нибудь идиот пускает слюни и не находит для чего жить… Если бы мне дали все, что имеет этот слюнтяй, пусть бы мне пятьдесят раз изменяла жена, я был бы все равно весел и всегда чувствовал бы, как чудесна жизнь… И я презираю людей, которых нарыв на пальце выводит из равновесия, заслоняет все; для которых настроение жены важнее революции, которые из ревности готовы разнести дом, перебить окна и всю посуду».
Беспощаден Николай Островский к тем писателям, поэтам и ораторам, слова и личная жизнь которых расходятся с действительностью. «Вот писатель, – говорил он, – здоровый, как бык, дядя. Три года подряд выступает перед читателями с отрывком, огребает за каждое выступление двести пятьдесят рублей и посмеивается: «На нас дураков хватит – можно ещё шесть лет не писать». Ему некогда: он пьет, спит, бегает за всеми женщинами, красивыми и некрасивыми в возрасте от семнадцати до семидесяти лет. Ему дано здоровье, но не дано пламя сердца.
