Лена знала, что Маркелов — один из лучших футболистов страны. И, наверно, все, кто был близко от Маркелова, узнали его. Очень много глаз смотрело на него. А Игорь в этот момент смотрел на нее, затем спросил у Толи (опять же не сводя с нее глаз):
— Как, разве они не на юге?
— Скоро уедут, — ответил Толя, а Лена поняла, что сегодня Игорь пойдет ее провожать. И она ничего не имела против.
Они вышли на бульвар. Разговор был удивительно светский и обо всем.
Была оттепель. Ветер не дул, а щекотал. Он словно раскачивался, словно раздумывал, в какую бы сторону ему кинуться. И сидящие на бульваре в ожидании этого порыва заранее морщились. Она обратила внимание на супружескую пару. Жена откинулась на спинку скамейки и критиковала проходящих: «Как она ярко одета, а эта…» Муж был занят делом. Он носком одного ботинка тер подошву другого, кряхтел и ерзал на скамейке.
Лена и Игорь пошли по улице.
Прополз грузовик. В кузове лежала «Победа» с разбитой головой, свесив лапы. В витрине уныло торчали манекены. Игорь взял Лену под руку.
— А ты знаешь, Соколова, я, наверно, влюбился в тебя! Это, правда, ничего не значит. Я первый ничего не буду предпринимать.
Они скоро расстались, очень мило, очень корректно.
Придя домой, она подумала: «За что он мог полюбить меня? Мужская логика».
Она села перед зеркалом. На нее смотрели зеленые насмешливые глаза. Лицо было белым и чистым. Волосы черные, короткие, завитые. Нос чуть курносый, с тонкими ноздрями. Малиновые матовые губы. Ямочки на щеках.
«Ничего морда», — решила она и, взяв щеточку, подправила ресницы.
(Две записи из дневника Серова, сделанные в одну ночь)
«Я, наверно, бездарность. Я сижу день и ночь. Я сплю всего четыре часа в сутки. Я прочел добрую сотню книг. Узнал то, что мне надо знать только на пятом курсе (но сейчас я это скоро забуду). А доказательство — ни с места. Я обыкновенный человек. Гениальная догадка ко мне не приходит.
Но ведь существует в природе, в этой буре электромагнитных волн, четырнадцатое доказательство! При темпе, который я взял, быть мне через четыре года доктором математических наук.
Четыре года такой адской работы? Нет, я не могу прыгнуть выше себя! Я чувствую, что моя голова уже не соображает. Начинается какой-то бред, галлюцинации. Десять дней я совершенно один. Мама в далеком своем Петропавловске уверена, что сын ее умеренно развлекается и умеренно занимается. А сын ее подвиг научный свершает. Да силенок не хватает, выдержки.
