Злые земли | страница 63
— Фруму не понравилось бы» если б мы кормили этих попрошаек.
Корбин был техасец, с техасской памятью на этих дьяволов-команчей. Лаудон тоже унаследовал все это; но в нем жило более свежее, острое воспоминание от разговора с Элизабет прошлой ночью в школе — ее недоверие к Фруму. Так что замечание Корбина вызвало в нем обратную реакцию.
— А-а, к черту Фрума, — сказал Лаудон, — мы можем поделиться с ними беконом и несколькими пачками «Клаймэкса».
Кажется, Текс не поставил ему это в вину… и вроде не такой он, чтобы по возвращении побежать к Фруму и донести ему, как его мягкотелый управляющий пожалел этих вонючих вороватых индейцев. Текс — не того покроя человек. Этот чиряк Грейди Джоунз, злящийся, что у него должность из-под носа уплыла, этот мог бы. Но не Текс… Вот он раскладывает бекон по мискам, а остальные придвинулись поближе и донимают его шуточками. Все — кроме Клема Латчера.
Черт побери, вот уж действительно Латчер не на месте в этой компании! Нету в нем первобытной, буйной радости жизни, как в Тексе Корбине, Пите Уикзе, Ленни Хастингсе, Поле Гранте. Последние трое — молодые, они жизнерадостны по годам… но дело не в возрасте, потому что они были знакомы и схожи с Тексом Корбином, да и с Джессом Лаудоном, тем, что родились на границе. Здесь не место людям с мягким лицом и глазами собаки, выгнанной на дождь. Вся беда с Клемом — что он бесцветный хоть снаружи, хоть изнутри, ни рыба, ни мясо, просто занудный долговязый тип, прочитавший слишком много книжек. И пытающийся жить с женщиной, у которой, по его мерке, слишком горячая кровь. Но на тропе — человек что надо, никогда не станет бурчать, что не его очередь принести ведро воды или на лошадей поглядеть. И все же нет в нем крепкой основы, настоящего дуба.
«Черт, — думал Лаудон, — но ведь этот парень — мой друг…» И ему становилось стыдно за те презрительные мысли о Клеме, которые только что вертелись у него в голове. Только как можно быть подлинным другом человеку, который вызывает в тебе жалость? Можно ли быть привязанным к человеку, которого ты жалеешь — ведь жалость убивает уважение. Кстати, если подумать, то ведь именно потому, что пришлось ему перезимовать с Клемом, он пользовался в мыслях такими словами, каких не услышишь в ковбойском бараке.
Ужин съеден. Люди сворачивают себе сигареты, вытягиваются у огня поудобнее. Кому-то хочется узнать про стадо, которое им предстоит гнать домой.
— Три тысячи голов техасского скота, — объясняет Лаудон. — Фрум это мне утром сказал. Стадо сухое. Коровы и телята. Месяц уже в пути.