Случай представился весной. К тому времени индейцы уже привыкли к нему. Он, конечно, не стал своим в племени, но его находили забавным, чем-то вроде необычного ручного зверька. Не зря же они кормили его всю зиму.
Удача пришла к нему, когда он охотился вместе с тремя подростками, которые были его стражами и товарищами поневоле. Кроу, основной пищей которых было бизонье мясо, не считали зайцев и птиц серьезной добычей, но эта мелочь служила хорошей мишенью.
В тот день они ушли довольно далеко. Заметив двух лошадей в овражке, подползли ближе и увидели индейца, который, скорчившись на земле, стонал от боли. Индеец был один. По тому, как нетерпеливо подростки поползли вперед, Человек-Лошадь понял, что этот индеец из какого-то враждебного племени и, значит, он — законная добыча.
Белый человек, на какую-то долю секунды опередив своих юных спутников, выстрелил в больного индейца. Именно так добыл он себе богатство и почет, с помощью которых надеялся получить невесту и свободу. Бросившись вперед и добив все еще стонущего индейца ударом лука, он совершил свой первый подвиг, завоевал первый ку. Потом он кинулся к стреноженным лошадям. Вместе с лошадьми он получал надежду на свободу. Подростки с боевыми криками, заученными с детства, бросились добывать свои ку. Один из них снял скальп. Человек-Лошадь мрачно усмехнулся, увидев, как мальчишку внезапно скорчило в приступе тошноты, когда скальп оказался в его руке.
Появление всадников (по двое на каждой лошади) вызвало оживление в стойбище. Человек-Лошадь оказался в центре внимания. Индейцы, игнорировавшие его, как раба, теперь увидели в нем храбреца, захватившего лошадей, завоевавшего свой первый ку.
Шум и гам продолжался всю ночь. Отцы громко хвалились подвигами своих сыновей. Пришлось позвать белого человека, чтобы он рассудил спор двух разгоряченных подростков, определив, кто из них завоевал второй ку, а кто должен довольствоваться третьим. После долгого спора, в котором Человек-Лошадь не принимал участия (спор шел буквально через его голову), он торжественно указал на мальчика, сидевшего ближе; ему было совершенно безразлично, кто он.
Человек-Лошадь не раз видел, как вели себя индейцы, празднуя победу, и знал, что нужно делать. У кроу не было обычая скромничать. Совершив что-либо выдающееся, индеец громко заявлял об этом. Человек-Лошадь вымазал лицо жиром и углем и, то выкрикивая, то произнося нараспев английские слова, вышел на площадку перед типи.
