– Здравствуй, землячка, – подкатившись на лыжах к ней, сказал Иготкин.
– Здравствуйте, – спокойно ответила девушка, отряхивая снег с подстреленного рябчика.
– Кажись, метко стреляешь, а?..
– Слава Богу, из однопульки не мажу.
– Давно охотишься?
– С детства.
– Сколько ж тебе сейчас годков?
– Уже восемнадцатый.
Степан вгляделся в молодое лицо. Порозовевшие от мороза щеки, алые, чуть припухшие губы, выбившийся из-под шали на лбу посеребренный инеем завиток русых волос и черные, как переспевшая смородина, глаза с лукавым прищуром делали девушку похожей на красавицу с цветной рождественской открытки.
– Ты чья, такая славная? – спросил Иготкин.
– Темелькина, – строго ответила девушка. – Не узнали?..
– Нет, не узнал. Стало быть, ты – Дашутка?
– Стало быть, так, – девушка улыбнулась. – А вас, Степан Егорович, я сразу узнала. Вернулись со службы, да?..
– Вернулся, – с внезапной веселостью проговорил Степан.
Последний раз он видел Дашутку еще до призыва на флот и теперь поразился тому, как выросла она за прошедшие годы, как похорошела.
Доктора и время вылечивают самые тяжкие раны. Со временем затянулась и душевная рана Степана Иготкина. А доктором стала Дашутка. Она заполнила в его душе ту пустоту, которая образовалась после смерти самых близких людей: отца и матери.
Весной Степан с Дашуткой справили свадьбу. Дашутка с небольшим узелком приданого пришла в дом Степановых родителей и в один день навела в нем порядок: желтизной засветился выскобленный пол, заголубели вымытые стекла окон, повеяло в доме теплом и уютом, памятным Степану с отроческой поры. Темелькин жить с молодыми отказался – не захотел покидать свою избу.
Через год у молодоженов родился сын. В честь погибшего деда новорожденного нарекли Егором, а Дашутка стала звать сына Егорушкой.
Когда в семье согласие да радость, время летит незаметно. Село Лисьи Норы находилось в стороне от больших дорог, жизнь здесь текла тихо, будто и не было в России революции. Изредка лисьенорцы, ездившие в губернский город, привозили смутные слухи о том, что началась какая-то новая политика, называемая НЭПом, что опять появились купцы, которые скупают пушнину для продажи ее за границу. Иготкин, занятый своим хозяйством, политикой не интересовался, а слухам, тем более сомнительным, не верил.
Однажды, в сумерках возвратившись из тайги, Степан грелся у теплой печки. Дожидаясь, пока Дашутка соберет на стол ужин, присматривал за сыном, резво бегающим по кухне. Неожиданно на крыльце послышался громкий разговор, затопали валенки. В распахнувшейся двери появился Темелькин, а следом за ним рослый мужчина в морской одежде.
