Она встаёт на цыпочки и весёлыми кольцами принимается накидывать небесный лоскут на плечи: себе… ему… себе… ему…
Мальчишка счастливо жмурится и даже умудряется несколько раз случайно ткнуться носом в щёку подружки, вершащую свою волшебную работу.
– Теперь не вырвешься! Никогда! Понял? Ни-ког-да!
И она завязывает тугим узлом концы небесно-голубого шарфа:
– На счастье!
Девчушка кладёт маленькие ладони на пунцовые уши паренька и… наклонив его голову, неумело целует мальчишку в маковку.
– Ты чего?
От неожиданного жеста мальчишка таращит глаза и пятится назад.
– Я? Я… Мама всегда так делает…
Ветер, взявшийся невесть откуда, вновь с силой дёргает концы шарфа… но узел на голубом лоскуте оттого завязывается ещё сильнее.
Их глаза встречаются и… неумелые влюблённые, прикрыв от страха глаза и вытянув губы… сталкиваются лбами. Испуганные – не притаился ли в кустах кто-то насмешливый и коварный – они оглядываются по сторонам и, зайдясь безудержным детским хохотом, бегут прочь от берёз и клёнов – единственных свидетелей неловкого поцелуя. Отчаявшийся ветер хватает в охапку их задиристый смех и с силой бросает его оземь, отчего тот рассыпается на миллиарды весёлых звонов, моментально заполняющих опустевший парк.
Грузно наваливаются сумерки. Уже не видна белёсая полоска в стальной выси. И только двое влюблённых всё идут, и идут, и, связанные одним небом, не могут оторваться друг от друга.
– А хочешь – я тебе спою?
Где подслушала, где взяла она эту чудную мелодию, в которой только свет?! Много света! Очень много света.
– Красиво. Тебе надо идти в певицы.
– Нет. Я буду композитором. Знаешь почему? Я напишу для тебя волшебную музыку! Никто в мире не напишет лучше! Люди будут слушать и говорить: «Какая счастливая девушка это сочинила! Как она его любит! И её наверняка тоже очень любят». Любят? Эй… не молчи! Ведь любят?
– Любят… Очень…
Шарф уже не голубой – он цвета ночного неба.
Впереди их ночь.
Первая.
Последняя.
– От этой какофонии можно сойти с ума! – новая соседка в ярких розовых бигуди под газовой косынкой стояла на лестничной площадке в окружении полусонных домохозяек. – Не понимаю! Почему вы столько лет терпите это безобразие?! Давайте самоорганизуемся и напишем, куда следует! И пусть музыкантшу выселят к чёртовой матери вместе с раздолбанной пианиной! Это не музыка! И это не жизнь! Это пытка! Это…
И в ту же минуту из квартиры напротив послышались слабые дребезжащие звуки.
– Вот! – ткнула пальцем в дверь соседка-прокурорша. – И сегодня дождались! Начинается!
