— Пока я жив, Горай не будет служить идолам!..
Обрушившиеся бедствия реб Бинуш воспринял как наказание за то, что евреи свернули с правильного пути. Он был уверен: как только несчастья закончатся, жизнь пойдет по-прежнему. Теперь же, увидев, что его ожидания не сбылись, раввин замкнулся в себе. Провидение направило судьбу мира в другую сторону. Реб Бинуш принял это с покорностью, но не мог понять, чего хотят на небесах, и совсем опустил руки. Каждый день приносил новые известия, все время разные, зачастую противоречивые. В еврейском народе начался раскол, даже величайшие умы не могли прийти к согласию. К тому же одна за другой вспыхивали эпидемии, и реб Бинуш вернулся из Люблина в Горай, в захолустное местечко, затерянное среди гор, полуразрушенное и отрезанное от всего мира. Здесь старик заперся в четырех стенах, как Ной в ковчеге, чтобы пережить недобрые времена. Лишь изредка реб Бинуш выходил за порог, оглядывался по сторонам, останавливал водоноса или мальчишку и спрашивал:
— Чем это кончится, а?.. Чего хочет Всевышний?..
Стояла глубокая осень. Уже неделю шел проливной дождь, а по ночам дул такой ветер, будто повесилось сразу семь ведьм. Вода заливала подвалы, размывала штукатурку на стенах, гасила огонь в печах. Деревья в лесу выворачивало с корнем. Где-то обрушился берег реки, и она вышла из берегов, затопила низины. Мельничные крылья поломались, и мука вздорожала. Несколько горайских богачей, которые уже успели сделать запасы на зиму, заперлись в своих домах и перестали ходить в синагогу, чтобы не видеть бедняков и не слышать их жалоб. Зажиточные хозяева дремали под пуховыми перинами, наслаждались вкусной горячей пищей, курили табак, вспоминали прошлые ярмарки и сумасбродных помещиков, соривших дукатами. Опасаясь грабителей, свет по ночам не зажигали, были готовы в любую минуту спрятать добро и бежать. А в бедных домах горшки были пусты, печи остыли. Дороги размыло, никто не приезжал в город. Лишь изредка забредал крестьянин с котомкой за плечами, ходил от одной лавки к другой, по щиколотку увязая в грязи. Долго колебался, продавая горстку муки. Женщины в огромных мужских сапогах и дырявых платках выползали к нему, как черви из земли, рвали у него котомку из рук, торговались, пока беззубые рты не синели от холода.
— Дорого, хозяин! — бормотали они, мешая еврейский язык с украинским. — Дорого, чтоб тебя черти взяли… Казни египетские на твою голову!..
