— Рейхеле, дочь моя! Благо нам, ибо к нам возвратился Дух Божий, и благо тебе, ибо тебя Он избрал!..
Послышался женский всхлип. Народ затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова. Рейхеле на мгновение открыла глаза. Она дрожала, как от холода, зубы ее стучали. Казалось, она снова хотела что-то сказать, но последние силы покинули ее, и Рейхеле зашлась тонким, прерывистым плачем, как роженица. И тут же она вздохнула и замолчала. Тогда реб Гедалья выпрямился и поднял руки, требуя тишины. Его шелковый кафтан расстегнулся, шапка возвышалась на голове, как башня, весь его облик излучал праведность и величие. Сейчас реб Гедалья казался древним вождем Израиля.
— Евреи! — воскликнул он. — Совершилось великое чудо!.. Ангел Сандалфон говорил устами Рейхеле!.. Сбывается пророчество!.. Благословим же Господа!
— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, Который даровал нам жизнь, и поддерживал ее в нас, и дал нам дожить до этого времени! — ответили все разом. Словно задрожали стены, словно бима качнулась.
— Надо отправить посланников! Пусть во всех общинах узнают!..
— Я пойду! — крикнул кто-то. Это был хромой Мордхе-Йосеф. — Все ноги сотру, но расскажу всему свету!..
— Ступай, Мордхе-Йосеф! — отозвался реб Гедалья. — И возьми с собой Иче-Матеса, мужа пророчицы! Не медлите, несите людям великую весть!..
— Где Иче-Матес?
— Иче-Матеса сюда! — заорал Мордхе-Йосеф и, как безумный, обеими руками схватился за голову, отшвырнув костыль, словно ненужную палку.
Сколько лет каббалист Мордхе-Йосеф ждал, что придет день, когда он сможет отправиться в путь! Однако до сих пор он боялся, что никто не будет слушать его проповедей, ведь его имени не знают нигде, кроме Горая. Но теперь-то к его слову прислушаются во всей Польше, в каждой общине. Он уже видел, как стоит в Люблине посреди ярмарочной площади, перед Ваадом четырех земель, и наставляет этих раввинов, праведников, богачей, мудрецов. Он мечет громы и молнии в тех, кто не признает Саббатая-Цви, он приказывает вязать их веревками и побивать камнями. Их книги и послания жгут на костре, и огонь достигает неба. Мордхе-Йосеф так размечтался, что начал проповедовать прямо здесь, в горайской синагоге:
— Евреи, клянусь вам нашим Мессией, пророчества Рейхеле истинны!.. Горе неверным!.. Пропали их души!.. Да будут они прокляты!.. Смерть им! Слышите, евреи? Искоренить их! И да возрадуются праведные!..
Он закашлялся. Реб Гедалья поднял Рейхеле и направился к выходу. Началось веселье. Народ пел, обнимался, целовался. Люди вышли на улицу, взялись за руки, стали танцевать. Мужские шапки и женские чепцы срывались с голов, но никто не обращал на это внимания. Гои, столпившиеся вокруг синагоги, попятились, словно их охватил страх перед евреями, и попадали на колени. Все восхваляли Господа. Ешиботники достали из ковчега свитки Торы, вчетвером сняли с него полог, натянули на шесты от свадебного балдахина и понесли над реб Гедальей и пророчицей Рейхеле. Никогда прежде не знал Горай такой радости. Привели даже больных и стариков из богадельни, чтобы они увидели этот праздник. Несколько подмастерьев до того разошлись, что притащили стол, на котором обмывают покойников, и сожгли его на площади, ведь люди больше не будут умирать.
