Сегодня, накануне свадьбы, Рейхеле сидит, поставив ноги на скамеечку, и смотрит в книгу. Она постится, ей предстоит читать покаянную молитву. Ведь в день свадьбы, как на Йом-Кипур, прощаются все грехи. Тонкие губы девушки побелели, глаза уставились в окно. Лицо измученное, осунувшееся, будто после тяжелой болезни. Тут же две кухарки пекут халы, пряники, коржи, макают в масло гусиное крыло, наливают мед, толкут миндаль. Из соседнего местечка привезли рыбу и мясо. Над горшками поднимается пар, поварихи помешивают в них деревянными ложками, без конца снимают пробу. Уже испекли огромный калач, с которым будут танцевать на свадьбе, украсили его вылепленными из теста птичками, кружочками, квадратиками — на счастье. На кровати сидят портнихи, дошивают к свадьбе шелковое платье и белье. Блестят иголки в тонких исколотых пальцах, глаза не отрываются от работы, но губы то и дело улыбаются намекам, которыми сыплет вдова, старшая из мастериц. Кучей свалены на полу длинные рубахи с красной оторочкой, наволочки, простыни. Новый холст шуршит в руках, слепит глаза, как снег в солнечный день. Пахнет корицей, изюмом и инжиром.
Вечером в доме Рейхеле собираются девушки. Пол посыпан желтым песком, горят сальные свечи. Лекарь с сыном играют на скрипках, им подают бумажные деньги. Рейхеле сидит во главе стола, наряженная в белое шелковое платье, увешанная взятыми взаймы украшениями. На шее — тяжелая золотая цепь. В недавно проколотых мочках — длинные серьги с тусклыми камнями, потемневшие от древности. Две девушки, совсем юные, сидят по бокам невесты. Они должны охранять ее, не отходя ни на шаг. Свадебного шута в Горае не нашлось, вместо него — кривой бедняк сапожник Дудя. Он стоит у двери, испуганный, бледный, и что-то невнятно бормочет, будто хочет не развеселить, а нагнать тоску. Зрячий глаз сапожника таращится, другой, с бельмом, дрожит, словно кому-то подмигивает. Дудя показывает, как плачет старуха: закрывает лицо черными как сажа ладонями и блеет, как коза. Девушки толкаются локтями, хихикают, начинают танцевать то один танец, то другой, подбирают подолы, словно переходят вброд речку, холодно смотрят друг на друга, будто незнакомы. Когда их угощают, они долго ломаются, прежде чем взять со стола кусочек пряника или попробовать вишенку из варенья. Одни возмущаются, что сапожник не веселит гостей, как положено шуту на свадьбе, другие посматривают на сына лекаря, музыканта, одетого в нелепый женский кафтан и плюшевую шапку с наушниками. Он втихаря отпускает шутки, девушки ругают его, украдкой крутят у виска пальцем, смеются.
