Очнулся он, когда услышал мамин голос:
— Пожалуйста, представьте, будто меня здесь нет, и играйте как обычно. Я буду слушать, но пока ничего говорить не стану, а скажу все потом. Договорились? Готовы?
Мистер Колдуик шагнул вперед. Дирижерская палочка взвилась в воздух. Говард поспешно пихнул скрипку под подбородок. Школьный оркестр заиграл как обычно. Получилось ужасно. Поскольку мама была тут, Говард в кои-то веки прислушался к исполняемой музыке и понял, что играют они хуже некуда. Фальшивили все, кто только мог. Интересно, как так получается, ведь по закону средних величин, если все фальшивят, должно звучать приемлемо. А сколько, оказывается, этих нот — и все звучат вразнобой. И поскольку каждый из оркестрантов пытался взять верную ноту, на дирижерскую палочку мистера Колдуика никто не смотрел — не до того было. Музыка неуклонно превращалась в состязание, кто быстрее доиграет. Победили в гонке первые скрипки, триумфально обскакав виолончели на целый такт, а трубы обошли флейты, и те оказались всего лишь четвертыми. Последними к финишу пришли ударные, потому что ударник запутался в своей партии и вообще не играл — ни разу не стукнул по барабанам.
Говард прекрасно помнил, что именно мама говорила о школьных оркестрах дома, поэтому обрадовался, когда она выступила вперед и сказала:
— Ну что ж, это была неплохая попытка. Но мне кажется, кое-кто из вас просто не понял, как нужно исполнять эту музыку. Дайте-ка я покажу вам на фортепиано.
Мама прошла к роялю и, к немалому удивлению Говарда, действительно показала им. Она показала, что должна делать каждая группа инструментов, когда ведет мелодию, поддерживает ее или вплетает новый мотив в предыдущий. Строение музыкального произведения внезапно предстало перед оркестрантами очень отчетливо — яснее ясного. Более того, через полчаса маминых разъяснений все оркестранты неожиданно загорелись желанием сыграть как надо. Когда мама предложила попробовать исполнить пьесу еще раз, все с радостью схватились за инструменты: струнные горячо взмахнули смычками, духовые вдохновенно приложили мундштуки к губам, ударник воздел палочки. Говард, подхваченный всеобщим энтузиазмом, понял: да ведь мама настоящая мастерица своего дела!
Оркестр заиграл. На этот раз всем каким-то чудом удалось почти не фальшивить. Кое-кто даже умудрялся следить за дирижерской палочкой. Они доиграли пьесу приблизительно до середины, и ударник впервые за репетицию застучал по барабанам и тарелкам, как вдруг в груде футляров и чехлов за спиной у Говарда загрохотало и заклацало. Вроде бы даже кто-то запел, но кто? Что еще за шутки? Мистер Колдуик раздраженно повернулся и замер, вытаращив глаза от изумления. Мама проследила за его взглядом и тоже застыла. Музыканты один за другим сбивались с ритма и переставали играть — и вот музыка стихла. Говард тоже оглянулся и, как все, оцепенел, пораженный. Рот он не разинул только потому, что снизу челюсть была подперта подбородником скрипки.
