водителя, представляющего угрозу его "четырехколесному другу"? Оттого, что он уже
перестает видеть разницу между собой и транспортным средством, которым
пользуется. Он настолько срастается с машиной, что сам становится машиной,
управляемой собственной машиной в той же мере, в которой он управляет ею.
Стирается грань между хозяином и слугой, и оба действуют теперь как единый
организм. И оба делаются вещью одного Владельца, одного Пользователя – Мозга
Биомассы, который зачастую оценивает человеческую жизнь совсем не дороже, а в
большинстве случаев и куда дешевле, чем стоимость вещи.
И весь казус состоит в том, что, как только мы получаем вещь, объект, мы
одновременно получаем и страх – потери объекта. Нам кажется, что мы обретаем
любовь, но в этот же миг мы обретаем и страх – потери любви. Таким образом,
изначально, наша жизнь пронизывается печалью.
Печаль – это одна из разновидностей страха.
Мы наделяем ее различными наименованиями, в зависимости от тех или иных
оттенков – грусть, тоска, меланхолия, апатия, депрессия – которыми она окрашивает
наше личное отчаяние, но в своей основе – это спрессованный страх. Тот самый страх,
28
который, направляясь в будущее, переживается как тревога и, разворачиваясь в
прошлое, проявляется печалью.
Существование, тронутое надрывом, становится беспокойным, озабоченным
существом – растерянным, заблудившимся, несчастливым, ненавидящим,
безрадостным существом, утерявшим связь с бытием.
Мы испытываем горе, когда умирает наш близкий. Еще Монтень говорил, что в
этом случае мы плачем не о нем, а о себе. Мы переживаем свою потерю, свое горе,
свою оставленность. Мы привыкли к объекту, и теперь этого объекта лишились, словно
лишились какой-то части собственной души. Свершилось самое страшное –
реализовался наш страх. И наш плач – о нас, оставшихся-оставленных, а не о нем –
ушедшем.
Однако, при этом не стоит безоговорочно соглашаться с тем, что в данном случае
проявляет себя во всей своей себялюбивой мощи наш эгоизм. С одной стороны эго
потеряло одну из своих любимых игрушек, выполнявших функцию своеобразного
предохранителя от переизбытка тревожных напряжений души. Но, вместе с тем, мы
также отдавали Другому часть себя – равную той части Его, которой мы наполняли
часть своего внутреннего пространства. И наше единение осуществлялось
