Стихи были странные, чувствовалась в них щемящая тоска и безысходность. Руперт пошевелился и открыл глаза.
— Вот уж не думал, что вы поэзию любите, — ухмыльнулся Иван. — Да еще упадническую.
— Упадническую? — не понял Руперт.
— Такую, от которой на душе кошки скребут.
— Кошки? — Лицо оставалось бесстрастным, но, судя по голосу, Руперт обиделся. — Вы хоть догадываетесь, что это было?
— Стихи? Право, Руперт, я не хотел вас обидеть.
— Я сам виноват. — Руперт кивнул. — Забылся. Не следовало произносить их вслух.
— Почему?
— Это… Как бы поточнее, заклинание, что ли… Философское кредо… Гимн… Нет, — он безнадежно махнул рукой, — Все не то. У вас и категорий-то таких нет. Не поймете.
— Так уж и не пойму! — обиженно буркнул Иван.
— Ладно вам. Самолюбие, амбиции. К чему это? Я ведь вам объяснил: мы не люди. И такие вещи просто-напросто не воспринимаем. Давайте лучше о деле.
— Давайте.
— Комманданте прав. В одиночку вам отсюда не выбраться. Думаете, коридор ведет куда-то? Никуда. О ленте Мёбиуса слышали? Экспресс «Надежда» примерно то же самое. Во времени и пространстве. Понимаете?
— Нет, — признался Иван.
— Не беда. Уясните себе одно: вам пособник нужен. Сообщник. И этот сообщник — я. Верите?
— Нет.
— Правильно. И я бы на вашем месте не поверил. Стимул должен быть, верно?
Иван кивнул, не сводя глаз с собеседника.
— Со стимулом посложнее. — Руперт облокотился о столик, сплел пальцы. — Скажем, так: у меня с комманданте личные счеты. Вот я и решил ему насолить. Устраивает?
— А если серьезно? — Иван достал из кармана папиросы.
— Вам-то не все равно? Хочу помочь — значит, есть на то причины.
— Ладно. — Иван закурил и оглянулся в поисках пепельницы. — В конце концов, это ваше личное дело.
— Стряхивайте на пол, — разрешил Руперт. — Так уж и быть, подмету.
— Это что — ваша комната?
— Моя.
— Далековато забрались.
— Ничуть. Мы с вами соседи. Через стенку живем. А столовая рядом…
Ни слова не говоря, Иван вышел из комнаты и огляделся. Коридор оставался прежним. Да и что в нем, собственно, могло измениться? Пол из имитированного под паркет пластика, потолок с матовыми прямоугольными плафонами, два ряда уходящих в бесконечность дверей. Иван глянул на ближайшую и досадливо хмыкнул: на номерной табличке красовалась двухзначная цифра. Все еще не веря, он толкнул дверь и вошел. Планшет висел на месте. На неприбранной постели валялся томик Хемингуэя. Посреди стола топорщилась окурками пепельница.
