— Я настаиваю. Мы правы. Если нет — пусть высчитывают с меня.
Стивидор неодобрительно покачал головой:
— Я тоже думаю, лучше записать недостачу… Со временем разберемся.
— Будем считать.
Всю ночь Роман и представители фирмы считали выгруженную и уже сложенную в склад фанеру. Пароход стоял на простое. Капитан нервничал. Команда с нетерпением ждала результата. От него зависел заработок. Недостача — все лишаются прогрессивки.
Счет сошелся — пачка в пачку! Убытки понесла фирма. Команда ликовала. Второй помощник оказался прав.
Года два назад соученика Романа Василия Шаримова капитан списал с судна. Расстроенный Шаримов зашел к Роману.
— Худо дело, Рома. Теперь выгонят из пароходства. А я ведь ни в чем не виноват. Просто личная антипатия. Я старался не допускать ни одного промаха, но капитан все-таки поймал меня на мелочи — вовремя не заполнил чистовой вахтенный журнал. Вокруг этого он и завернул… Ну пусть выговор, приказ, лишение премии… ну, я не знаю что, только не увольнение…
— Больше ничего не было?
— Ничего. Можешь спросить у наших штурманов.
Роман переоделся в форменный костюм и отправился на судно, на котором служил Шаримов. В кают-компании двое играли в шахматы.
— Мне нужен капитан, — обратился к ним Роман.
Один из игравших молча показал пальцем на дверь. Роман постучал и вошел в каюту. На диване сидел шарообразный человек в полосатых пижамных штанах и майке.
— Вы капитан? — спросил Роман.
— Если я нахожусь в этой каюте в таком виде, значит — я капитан. Чем могу служить?
— Я пришел попросить вас за Шаримова. Может быть, вы найдете возможным оставить его на судне…
— А вы, собственно, кто такой? — глаза капитана стали настороженными.
— Друг и соученик Василия Георгиевича.
— Ах вот что! Тогда сообщаю: не нахожу возможным оставить вашего приятеля. Еще есть вопросы?
— С Шаримовым мы кончали мореходку. Он отлично учился, был хорошим комсомольцем. Товарищи его любили. Жаль парня, непонятно, чем он мог заслужить увольнение.
— Я не обязан давать вам объяснения, уважаемый, но если вы настаиваете, — капитан встал и дурашливо раскланялся перед Романом, — ваш Шаримов ничтожество. Мне начхать, каким он был комсомольцем и как учился. На мостике он — нуль. Понимаете, нуль. Он считает, что я для него недостаточно грамотен. Сам он ни черта не знает. Не умеет взять высоту солнца, путает пеленги, спит на вахте…
Роман молча слушал.
— Он всегда был дисциплинированным, — наконец осторожно сказал Роман.
