Позади на дороге какая-то точка. Она все увеличивается. Пылит броневичок. Из открытой башенки высовывается по пояс младший лейтенант:
— Привет, гвардейцы. А где подполковник?
— Здесь. Что нового привез?
— Приказано вам остановиться. Корпус ведет тяжелые бои. Ваш полк повернули… Столько немецких танков подперло, черно кругом.
— Наши держатся?
— Держатся… Говорят, какой-то свежий корпус подходит. Может, мы им новый котел здесь устроим.
— С нашими связными встречался?
— Нет. Видел сгоревший бронетранспортер на дороге.
Я отсылаю его к подполковнику и сам иду следом. Прошу разрешения скрытно подойти к дороге за озером и атаковать. Может, это будет самая удачная атака в моей жизни. Другой такой возможности не представится.
— Азарт это у тебя боевой или в Наполеоны метишь? — охладил мой пыл подполковник. — Честно говоря, я бы давно смылся отсюда, если бы была моя воля. Но рубеж удерживать надо. Денек-два немцы поштурмуют, а потом мы снова вперед пойдем. Навоюешься — во! — провел он пальцем по шее. — А в целом-то я твой порыв хвалю! Есть предложение перекурить это дело.
— Нет, я пойду в роту.
А за озером черная цепочка движется, движется… Почему они не пошли по этой бетонке? Понимали, что здесь их обязательно встретят. Или еще пойдут? Конечно, пойдут: не зря появлялась разведка — мотоциклисты. Мне хочется сказать своим подчиненным что-нибудь утешительное, но я говорю:
— Друзья! Как бы тяжело ни было, отходить не придется. В любом случае помните наш танковый обычай — никого в огне не оставлять.
Ориентиры установлены, орудия наведены.
Не написать ли сейчас матери Васи Кувшинова? И отправить с первым же донесением. А о чем я ей напишу? Наверное, мое письмо покажется слишком холодным, и это ее обидит.
Облокотился на крыло машины, гляжу под ноги. Уже пожелтевшая осока, на чахлой ветке красная ягода, которую в наших краях звали волчьей.
Опять пожаловала «рама». Из-за высоты доносится гул, он все нарастает. Подходит танковая колонна. Но я не спешу, понимаю, что у нас еще в запасе есть немного времени. Хотя бы для того, чтобы вот так просто постоять. И вдруг во мне что-то заговорило.
Вот она, германская граница!
Грохот танков оглушил зарю.
И опять тебе, опять приснится,
Что я в башне, раненный, горю.
Вынимаю из планшета новенький, полученный перед этим маршем командирский блокнот для боевых донесений и вывожу на первой странице: «Письмо матери». Ниже записал удивившие меня самого строки. И не поверил, что они принадлежат мне. В школе говорили, что поэты мучаются, что-то «оттачивают и шлифуют», а тут я просто выдохнул из себя. Выдохнул, почувствовал облегчение. И будто набрал свежего воздуха в грудь для нового выдоха и вдоха. Что-то происходило со мной. Может быть, как раз вылилось из души то, что не давало мне покоя на марше, какое-то смутное волнение, которому я не мог дать названия. И я почувствовал: что-то получится. Целое стихотворение. И подпишу его: Василий Кувшинов.
