Санчес вскочил со стула. Он хотел сказать ей что-нибудь ободряющее, но язык словно прилип к небу. Будто читая его мысли, женщина продолжила свой рассказ:
— Цыгане любят всех детей без разбору, так что я росла наравне с другими девочками табора, правда, отличаясь от них цветом волос. Так прошло семь лет, а потом, — голос женщины дрогнул, — мой названый брат Радко предложил мне стать его женой.
Санчес затаил дыхание и неуверенно переспросил:
— Значит, вы… и он…
— Да. Я согласилась, и мы стали мужем и женой.
Черт побери! Лора Джекилл — жена цыгана? Невероятно. У Санчеса подкосились ноги, и он плюхнулся на стул, едва не рухнув вместе с ним на пол. У него словно пелена спала с глаз. Значит, все же Мари, Мариука — родная дочь Лоры… Ему почему-то хотелось думать, что девушка из жалости взяла к себе маленькую цыганочку. Боже, каким же слепцом он был!
— Значит, Мари… — с трудом выдавил он.
— Да, она моя дочь. Моя и моего мужа. — Лора замолчала, ожидая, что ответит на ее откровение Корелли. Скорее всего осудит. Ведь даже Чарльз поначалу отказывался признать племянницу, зато потом полюбил малышку всей душой. Лора пыталась убедить себя в том, что мнение Санчеса Корелли ее нисколько не интересует, но предательский холодок в груди доказывал обратное. Она ждала ответа с замиранием сердца, а постоялец молчал.
Корелли сидел, опустив голову. Женщина, рассказавшая свою удивительную историю, сейчас ждет от него каких-то слов, но что он может сказать? Он не имеет права ее судить… Смущенный Санчес вдруг понял, что, пожалуй, даже восхищен этой странной синьорой. Не каждая женщина даже самых свободных нравов на такое решится — стать женой цыгана.
— Вы очень мужественный человек, — наконец сказал он.
Лора изучающе посмотрела на Санчеса, но не увидела на его лице и тени насмешки. Хотя этот мужчина, как и все прочие, конечно, недолюбливает цыган. Сможет ли он перешагнуть через предрассудки, которых у обычных, оседлых, жителей больше, чем звезд на небе? Как-то он теперь относится к ней — белой цыганке, как ее частенько называли в той прежней кочевой жизни?
Санчес спокойно встретил ее взгляд и спросил лишь одно — то, о чем сразу же подумал, узнав о Мариуке:
— Где же сейчас ваш… ром? — поинтересовался он, припомнив цыганское слово. Он не мог заставить себя произнести обычное — «муж».
Глаза женщины наполнились слезами. Заметив это, Санчес с тревогой тронул ее руку:
— С вами все в порядке?
— Мой муж… мне трудно о нем говорить.
