Лора сняла с огня печенье и принялась выкладывать его на блюдо. Тесто хорошо подошло, и выпечка получилась румяной и пышной. Снимая последнюю печенюшку, женщина неловко коснулась раскаленного противня и, тихонько охнув, сунула палец в рот. Санчес воспользовался моментом и бросился к ней, чтобы хоть на какое-то время избавиться от изучающего взгляда малышки.
— Что случилось? У вас все в порядке? — встревоженно спросил он.
Лора кивнула и подула на обожженную кожу.
— Разрешите? — Санчес взял ее за руку и приложил к воспаленному месту полотенце, смоченное в холодной воде. — Теперь лучше?
Он с тревогой заглянул ей в лицо и очень удивился, заметив в глазах Лоры веселые искорки. Пухлые чувственные губы были чуть приоткрыты… У Санчеса даже перехватило дыхание. Осторожно сжав ее кисть, он легонько погладил внутреннюю сторону запястья. Лора вздрогнула и поспешно высвободила руку.
— Мне уже лучше, спасибо, — невнятно пробормотала она.
— Вот и хорошо.
Нервно откинув назад надоевший завиток коротких волос, щекотавших ей щеку, она пригласила:
— Садитесь за стол. Сейчас я принесу завтрак.
Санчес покосился на Мари и предложил:
— А можно я помогу вам?
— Н-нет, не стоит.
— Ну, пожалуйста!
Не дожидаясь ответа, он схватил блюдо с печеньем и понес его в комнату. Лора лишь покачала головой и, прихватив тарелку с говядиной, нарезанной тонкими ломтиками, и миску с пастой последовала за ним.
Завтрак, так же как и ужин, прошел в полном молчании. Лишь изредка Лора наклонялась к дочери, помогая разрезать мясо. В эти минуты Санчес мог позволить себе немного расслабиться и понаблюдать за чумазой малышкой. Проглотив очередной кусок говядины, он сделал глубокий вдох и нерешительно спросил:
— Не могли бы вы мне объяснить…
— Дядя..?
— Не перебивай, Мари… — шикнула Лора. — Что вы хотели узнать?
Санчес помедлил. Может быть, лучше подождать с расспросами до тех пор, пока они с Лорой останутся наедине?
— Видите ли, синьорита… синьора Джекилл…
— Дядя..? Он ведь тоже дядя? — снова встряла Мари.
Щеки Лоры зарделись, и это не укрылось от пытливых глаз Санчеса.
— Нет, милая, — поспешила объяснить мать, — синьор Корелли — не твой дядя. Он… — она беспомощно взглянула на Санчеса. Как объяснить четырехлетней крохе, почему совершенно посторонний мужчина сидит с ними за одним столом? Ни Пабло, ни Серхио никогда не удостаивались подобного доверия Лоры.
— Детка, я… — начал Санчес, но тоже не смог подобрать нужных слов. Действительно, кем он может себя назвать, чтобы объяснить свое присутствие здесь? Другом? Врагом? Каким словом следует назвать человека, пользующегося гостеприимством женщины, мужа которой он застрелил собственными руками? Негодяй — вот, пожалуй, самая подходящая характеристика.
