А британская сторона никак не могла взять в толк, что происходит в головах «кремлевских небожителей», и даже представить себе не могла их образ мыслей.
Не мешало бы англичанам ознакомиться с письмами князя Курбского к царю Ивану Грозному и протоколами заседаний Политбюро сталинского периода.
А российской стороне надо бы почитать о Habeas corpus и узнать историю этого явления. Весь мой опыт общения говорит, что россияне, в том числе грамотные и образованные, даже западники, часто не понимают, что это такое и в чем чрезвычайная важность этого юридического принципа.
Буквально это латинское выражение означает «ты должен иметь тело», то есть арестованного следует представить лично в суд. В нем коренится универсальное и центральное положение уголовного права, согласно которому никто не может быть лишен свободы или подвергнут наказанию без основанного на законе судебного решения. Требование физического привода арестованного в суд не только позволяло точно установить личность, но, что гораздо важнее, судья и задержанный могли посмотреть в глаза друг другу. Официально объявлялось и заносилось в протокол, о подозрении в каком именно преступлении идет речь, на основании какого конкретно закона подозреваемый заключается под стражу. Последний пример: адвокаты заключенных в лагере Гуантанамо выдвинули требование «Habeas corpus», то есть необходимости соблюдения общепринятых процессуальных норм в отношении их подзащитных.
Интересно, что поначалу монархи в Англии считали, что Habeas corpus касается лишь банальных уголовных преступлений, а в серьезных случаях королевская воля — сама по себе достаточное основание, чтобы засадить неугодного человека за решетку. Но постепенно суды добились того, чтобы ограничить монаршую волю законом. И с этого момента берет свое начало независимый от исполнительной власти английский суд.
Так или иначе, но, подводя итоги своего правления, Блэр никак не мог назвать российское направление среди своих внешнеполитических успехов. Правда, самое жуткое — убийство Литвиненко и его последствия — досталось на долю Гордона Брауна, но уже при Блэре отношения между двумя странами стали всерьез портиться, в основном разногласия касались британского участия в иракской войне. Хотя истинную подоплеку возникшей в Москве острой неприязни, думаю, надо искать в другой области — тех самых судебных решений по делам так называемых «лондонских сидельцев».
Впрочем, во всем мире и прежде всего в самой Британии многие считают иракскую политику Блэра его главной ошибкой. Он же и по сей день продолжает упорно утверждать, что решение о начале войны в союзе с американцами было правильным и что только история его рассудит.
