Бабьи раздоры нагоняли на Ваську тоску. Он пытался мамашу ублажать, самогонки перед обедом ей наливал, но та после выпивки еще злее становилась, невестку костерила с новой силой. И чем лучше за нею ухаживали, тем неуживчивее она становилась. Как-то Капа обои в кухне новые, моющиеся, поклеила, двери-окна, решетки покрасила, мужу крикнула громко, чтобы бабка тоже услыхала — не отдельно же ей докладывать:
— Осторожно! Два дня руками за притолоку не хватайся, дверь в сортир не закрывай. Окрашено!
— Надо было быстросохнущие белила брать, — заметил Василий.
Капа аж задохнулась от злости:
— А ты на них заработал, бездельник чертов? В три раза дороже стоят!
— Скупердяйка!
Мать в своей комнате довольно закудахтала, заскрипела от радости, что Васька жену облаял. Так и жили, дожидаясь, кто наперед дуба даст. Только недавно наконец померла маманя — земля ей пухом.
Во вторую очередь доконала Капитолину работа. Чтобы жить не хуже людей и получить на старости лет общесоюзный пенсионный потолок, сорок лет трудилась в одном санатории на трех должностях — официанткой, уборщицей и прачкой, а еще по дому и на земле. Вставала затемно, ложилась заполночь. Товарки понять ее не могли:
— Не одна детей ростишь — муж есть, зачем надрываться?
Приходя с работы, падала на диван в изнеможении, но обводя глазами добротную обстановку, снова заряжалась бодростью. Квартира в семье — главное. Скупясь на мелочи, на дорогую еду, когда можно обойтись дешевой, денег на обустройство квартиры Капа не жалела. С нищего детства усвоила: ковер — это благополучие, а несколько ковров — богатство. Когда некуда стало вешать, положила под ноги, хотя и страдала, ходить пускала только босыми ногами и с каждым чужим шагом ежилась, словно на нее самое наступали. В углу стояли свернутые в рулон и зашитые в старую простыню еще два ковра, дожидались, когда помрет свекровь, чтобы украсить вторую комнату. Теперь можно бы и расстелить, да времени все нет.
Тюль с цветным шитьем, шелковые расписные занавески радовали глаз, хрусталь в горке сверкал, как бриллиант, потому что еженедельно перемывался и перетирался. Это не важно, что сами ели на кухонном столе, накрытом потертой клеенкой, водку пили из граненых столовских стаканов, а чай — из щербатых фаянсовых кружек с голубой каемкой, списанных санаторным завхозом. Но когда являлись гости, сокровища вынимали из шкафа и ставили на стол, чтобы всякому было ясно: в этом доме трудились по-честному, потому сытую и красивую старость себе обеспечили. Со временем, может, и еще кое-чего удастся прикупить, если работать да не лениться, пока силы есть. На усталость и нездоровье Капа жаловаться не привыкла — некогда болеть. Повторяла: придет срок — ляжем на бок.
