Она добивалась взаимности несколько лет с жаром страстной женщины и трезвостью военного стратега. Но напрасно…
«Я позвонила ему в 6 утра, это после вечера, проведенного с ним у него в мастерской. Я ушла от него рано, он и не задерживал меня, и потребовала ответа: хочет он, чтобы я стала его женой? «Я должен ответить «нет». Господи, что он имел ввиду под этим «должен»?» Поражение было полным. Кампанию пришлось бесславно свернуть.
Будучи студенткой скульптурного факультета, я была с ним знакома. Народный художник, профессор, маститый скульптор. Выглядел он вальяжно — высокий пожилой господин с продолговатым, в меру семитским лицом и ровным глубоким доброжелательным голосом.
Набравшись смелости, я как-то заговорила с ним об Инне. Он вспомнил ее с большим трудом. Называл какие-то другие имена, ошибался, и, наконец: «Да, да, конечно же, она привезла трофейные скульптурки из Японии и очень ими восхищалась. Я никогда не увлекался японщиной. А вам, Мириам, этот вид пластики разве близок?» Он поинтересовался, не знаю ли я, почему она оставила Ленинград. Я знала: Инна Хейфец была уволена в связи с «делом врачей» и переехала в Новгород, где ей посчастливилось быть принятой на должность нейрохирурга (учлись фронтовые заслуги).
«Я — военный врач…» Все остальное стало фоном, только в этой фразе сконцентрировалась надежда. В 60-е годы уехать по вызову было невозможно — массовый выезд начался позднее. Инна Ефимовна готовилась к побегу. Каждый год она проводила свой отпуск в какой-нибудь социалистической стране и, довольная, возвращалась.
Однажды, бросив в чемодан кое-что из одежды, фотографии близких и любимую статуэтку Будды, благо та ничего не весила, все же остальное с легкостью оставив, дабы не вызвать подозрений властей, врач Хейфец уехала в составе туристической группы в Париж. Там она зашла в израильское посольство, и через несколько дней приземлилась в Лоде. По Кишиневу долго ходила байка о том, что в Париже Инна Ефимовна встретила известного израильского археолога, недавно овдовевшего, свою старинную девичью любовь, и он увез ее с собой в Хайфу. Это была неправда: мы вместе с Иннушкой разработали эту «дезу».
Возможно, именно таким ей и хотелось видеть свое будущее.
Стать израильским военным врачом ей не пришлось: не тот возраст, не та школа. Она работала в поликлинике врачом-геронтологом: занималась стариками (пригодилось знание идиша), что не так уж и плохо… но, конечно, было не то.
