— При чем здесь унитазы?
— Верная примета цивилизации. Трудно без них представить будущее.
Марат поднял обломок мамонтовой кости и спросил грустно:
— Скажите, Пал Ович, а если бы здесь человеческая могила была?
— Кончай треп, — нахмурился Козлов, — до обеда далеко, а мы с тобой философию разводим. В рабочее время работать надо, а философствовать — на экзамене по историческому материализму. Все по костям роют. А если бы этого не делали, по земле до сих пор ходили бы динозавры, а не философствующие лентяи.
— Мы для них, — Марат кивнул в сторону березового колка, полагая, что именно оттуда за ними наблюдают сонмы будущих поколений, — мы для них тоже будем мамонтами. Они тоже по костям рыть будут. С хрустом.
— И правильно, — одобрил Козлов грядущее варварство потомков, — лично я предпочитаю, чтобы над моими костями не дурацкая тумба стояла, а завод, допустим, железобетонных конструкций. Вот это я понимаю — памятник!
— Или унитаз, — в тон ему добавил Марат, — тоже, понимаю, памятник.
Тишайший бульдозерист Небрейборода не имел привычки махать после драки кулаками. Особенно в присутствии начальства. Он сосредоточенно ковырял носком кирзового сапога грунт возле норки тарантула и молчал о чем-то важном. В душе он был художник и все свободное время вырезал сапожным ножом голубей. Голуби, несмотря на разные породы дерева, были до скуки похожи друг на друга.
Можно было бы долго рассказывать о талантах Небрейбороды, если бы челюсть Козлова не пронзила ни с чем не сравнимая боль. Он замычал и бросился к «уазику». К Галине, никуда не сворачивая, на максимальной скорости к Галине… На обратном пути в Степноморск он планировал заехать на Козловский залив — искупаться и пару раз забросить спиннинг. Но зубная боль была сильнее даже рыбацкой страсти.
— Бу-бу-бу-бу, — сказал Козлов.
Галина сверкнула очками из-под белой паранджи и усмехнулась.
— Нет, Козлов, я не могу выйти замуж за человека с такими зубами.
— Бу-бу-бу? — удивился Козлов.
— Потому что мой муж должен быть человеком культурным.
— Бу-бу-бу? — не понял Козлов.
— Культурный человек, — объяснила Галина, — следит за своими зубами, и у него никогда не бывает насморка.
— Бу-бу-бу! — возразил Козлов.
— Про насморк — это так, к слову. Открой пошире рот и помолчи.
Игла с хрустом вонзилась в десну.
Нет ничего труднее, чем объясниться в любви стоматологу.
Козлов потом часто думал, как бы сложилась его жизнь, если бы не проклятый мамонт и дикая зубная боль, загнавшая его в сверкающее никелем и фаянсом логово самого изящного истязателя на планете. Не только его жизнь, но, возможно, судьба страны потекла бы по другому руслу, не разбуди он спящего зверя и не успокой его страдания женщина в снежных одеждах с холодным взглядом милосердной садистки. Она изменила его судьбу, а мамонт потряс основы всего государства.
