— Нашла кому жаловаться, — прервал ее Додон Додоныч, — должен я огорчить тебя, Людмила. Нет у нас больше библиотеки.
— Как так нет? — удивилась она.
— А так. Купили ее.
— Как это купили?
— Да так и купили. Как поросенка на базаре.
— Не может этого быть!
— Еще как может.
— Кто же ее купил? — спросила Людмила с тихой угрозой и посмотрела на Прокла так холодно, что стекла очков покрылись морозной испариной.
Директор отступил от Шайкина на два шага, как от заразного, и, указав на него рукой, представил с сердитым презрением:
— Знакомься, новый хозяин.
Никогда в жизни на Прокла так не смотрели. Так не смотрят даже дети на покойников, жены на неверных мужей, а ветераны войны и труда — на предателей родины.
— Вы меня разыгрываете, да? — спросила она с надеждой, но, посмотрев в глаза директора, в полной растерянности опустилась на стул. Сняла очки. Положила на стол. Переставила пластмассовую бутылку с отрезанным горлышком, служащую вазой для букета полевых цветов. Закрыла лицо руками.
В неловкой тишине стали слышны ветер, шум волн, сокрушающих берег, и одинокая оса в изнурительной и бесполезной борьбе за свободу и независимость с прозрачным стеклом.
— Принимай хозяйство, — сказал Додон Додоныч с презрительным осуждением.
Насвистывая, Прокл вошел в лабиринт стеллажей. Первые ряды полок были заставлены словарями и справочниками. Новый хозяин выцарапал из монолита мудрости тяжелый том и увидел в образовавшуюся бойницу неподвижно сидящую женщину. Долго смотрел он на нее из сумрачной засады. И чем дольше смотрел, тем сильнее она ему нравилась. До темноты в глазах. Все вокруг погружалось во мрак, и лишь от нее исходило мягкое золотое сияние.
— Не свисти — деньги высвистишь, — приструнил его директор, но, немного подумав, смягчился. — А, впрочем, свисти. Все уже давно просвистели.
Прокл перешел к следующему стеллажу. Книги здесь пахли по-другому. Это были сказки. Он снял с полки тоненькую, клеенную-переклеенную книжицу. «Снежная королева». Первое, что Прокл самостоятельно прочитал в своей жизни. А не она ли это?
Уют и порядок книжного мира успокаивал. В этой библиотеке, словно в бомбоубежище после ядерной атаки, пряталось прошлое. То немногое, что от него уцелело. Прокл медленно листал ветхие странички, рассматривая выцветшие иллюстрации, и вспоминал зимний вечер, теплую метель, тихий звон оледеневших кленов. Он шел в библиотеку возвратить книгу, но ему не хотелось с ней расставаться… «Книга очин харошая», прочитал он на последней странице. Возможно, это была его рецензия. Но он не помнил свой детский почерк.
