— Ты срезы-то садовым варом замазываешь? — забеспокоился Охломоныч. — Заведется какая гадость — весь дом сточит. Так и сгниет на корню.
— Само собой, Охломоныч, — отвечает сверху плохо видимый из-за густой листвы Мудрович, — не то что варом, а зеленой краской закрашиваю. И листья настоем табака опрыскиваю. Само собой. Козе понятно.
Охломоныч прищурился, представляя деревню из таких же домов-деревьев. Красота! Живешь вместе с ежами и птицами вольно, как в лесу, по улицам босиком ходишь. Потоптался, потоптался у любимого детища жука и собственной фантазии, да и поплелся по земляничной дороге дальше.
Внутренний голос с тех пор, как конфисковали жука, молчал.
Такого полного одиночества, такой ненужности и такой тоски Охломоныч никогда не испытывал. Как будто тебя в микроб замуровали. Мерзость нетворческого существования была невыносима.
Перекинул Охломоныч через ветвь бельевую веревку, сунул голову в петлю и вдруг слышит внутри себя знакомый голос:
«Значит, похоронили жука? Вот и хорошо, что похоронили».
— Что же тут хорошего? — обрадовался возвращению чужой души Охломоныч, однако голову из петли не вынул.
«А то хорошо, что раз нет у тебя жука, значит, его и отнять нельзя».
— Не понял, — насторожился Охломоныч.
«Это не удивительно. Удивительно было бы, если бы понял», — с привычной ехидцей ответил голос.
— Значит, это того? — не поверил Охломоныч, задохнувшись от нахлынувших чувств.
«Того, того. Ты день-другой землякам-то не показывайся. Подумают — человек от горя с ума сошел».
— А чего же они увезли-то?
«Да какая разница. Пусть сами гадают чего. Тебе нужно запомнить одно: жука у нас как бы нет».
Глупое выражение счастья сошло с лица Охломоныча.
— Если он есть, а его как бы нет, то его и вправду нет? Что толку, если он есть, а на нем нельзя работать?
«А кто сказал нельзя? Надо день-другой потерпеть, а потом сделать сферу непроницаемой. Чтобы ни отсюда, ни сюда. Была Новостаровка — и нет ее».
— Не понял.
«Изнутри есть, а снаружи — нет! — теряя терпение, закричал внутренний голос. — Чего не понять-то? Сомкнуть пространство. Замкнуться во внутреннем мире. Окуклиться!»
— Чего орать-то, — обиделся Охломоныч, — так бы сразу и сказал. А то орет, орет… Значит — ни они к нам, ни мы к ним?
«Именно».
Охломоныч задумался. Думал долго, основательно и, совсем запутавшись, подвел итог:
— А с другой стороны, чего там хорошего? Нас уже давно окуклили. Так и жили. Ни они к нам, ни мы к ним. Надо свертывать пространство вокруг Новостаровки. Будем окукливаться, пока нас не окуклили. Вот только с земляками надо посоветоваться.
