Жоба Шнурский выгодно отличался от старших товарищей хилостью и тщедушностью, что позволяло ему упрятать под одежды вдвое больше колбасы, чем могли вынести на себе заслуженные ветераны. Это вызывало у последних справедливые упреки и нарекания. Ему намекали: делиться надо. Но намеки он не понимал и всю, дефицитную по тем временам, колбасу реализовывал, ни с кем не делясь, соседям исключительно к своей выгоде. Пусть инфузории делятся.
Это и был его путь в рынок. Маленькая тропинка через проходную со временем вывела его в уважаемые люди, знакомством с которыми гордился сам президент суверенного государства, уверенно ведущий свою страну в цивилизованное сообщество.
В пасмурный тихий день от капель обложного дождя на серой, ровной воде образуются пузыри, по которым старые люди предсказывают долгое ненастье.
Однако большой пузырь над Новостаровкой вздулся в солнечное, безмятежное утро.
От жука, торчащего поплавком на середине еще не проснувшегося от ночных тайн Глубокого, пошло легкое, прохладное сотрясение и круги по воде. А через три секунды весь новостаровский мир оказался под тонкостенным пузырем, вроде мыльного. Это было похоже на прозрачный термоядерный взрыв, который никто из новостаровцев не заметил.
Несмотря на космические размеры — под ним укрылась не только Новостаровка, но и озеро Глубокое, Бабаев бор с лесхозом и неждановские болота — пузырь был невидим и проницаем для ветра, дождя, всякой природной напасти и дикой твари. То есть вообще никаких неудобств. Так — блеснет порой на небосклоне солнечная паутинка — и все.
Проникнуть через эту нематериальность мог и всякий человек. При этом человек хороший не испытывал ничего, кроме легкой приятности и особой душевной блаженности, какая растекается по размякшим членам после бани и стакана душистого чая. Человек же подлый, пересекая незримую границу, внезапно и страшно темнел лицом, как если бы изнутри через поры просачивалась никотиновая смола. При этом белки глаз и оскаленные в улыбке зубы сверкали совершенно по-волчьи.
Если, испугавшись внезапной перемены, мерзавец тут же разворачивался и покидал пределы пузыря, едкая сажа исчезала с румяного лица без следа. Вся подлость оседала внутри души, и он дальше жил себе неразоблаченным, уважаемым человеком, время от времени делая мелкие гадости исподтишка.
Но если темные замыслы толкали его дальше в неосязаемый пузырь, по мере приближения к центру Новостаровки душевная сажа, постепенно густея, собиралась над его головой в темный круг.
